Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
— Как скажешь, Попова! Как скажешь!
— И этого больше не повторится! Не повторится же?
— Конечно, нет!
— Вот и хоро… Марат Евге… что вы… ай!
Она инстинктивно стиснула бедра, когда Каримов без предупреждения запихнул свободную руку в ее джинсы. И Юле стало нечем дышать. Сердце тарахтело в груди так громко, что взбесившийся пульс гудел даже в висках.
Надрывно дыша, Серп ласкал ее очень нежно. Почти невесомо скользил пальцами по влажной плоти, параллельно целуя шею, горло, ключицу.
Предавая себя, Попова отчаянно
Ее мозг плавился. Юля соображала очень и очень туго. Потому и не придала должного внимания постороннему звуку. Звуку расстегивающейся ширинки.
Зря. Ее мир раскололся надвое сразу после этого события.
Все еще обнимая со спины и продолжая страстно натирать ее клитор, доводя тем самым до дикого неконтролируемого исступления, Каримов вложил свой член в ладонь девушки. Осознав, что именно сжимает в руке — тяжелое, твердое и до ужаса горячее — Юля изумленно охнула. Страх опутал сознание.
«Твою мать! Твою мать! Он же мне всучил свой… я ему… Боже!»
Однако вскоре все мысли махом вышибло из головы.
Остался лишь его голос и плотский пожар, разрастающийся у нее между ног.
— Помоги мне кончить, девочка! — самозабвенно шептал он, прихватывая зубами мочку ее уха и толкаясь в ее кулак. — Я старался справляться сам — не выходит. Я очень долго терпел! Больше не могу…
— Марат…
— Не отвлекайся! У нас мало времени!
— А как…
— Нас могут прервать в любой момент!
— Я не знаю…
— Да твою мать, Юля! Просто дро…чи… о, черт! Именно так, пташечка! Именно так! Но чуть быстрее. И сожми его сильнее. М-м-м! Умница!
Действуя импульсивно, руководствуясь лишь голыми инстинктами, Попова покорно выполняла все его требования. А сама в это время сходила с ума.
«О, да! О, да! Как приятно! Дьявол, как же приятно он мне делает… как же горит там все! Я… сейчас я… похоже, я ума лишилась! Но… я так хочу еще разок почувствовать то, что испытала с ним в машине! Всего разок!»
И она почувствовала. Причем коротнуло ее в разы мощнее.
А виной всему был зомбирующий шепот Каримова:
— Кончай, девочка! Хочу, чтобы ты кончила! Я не остановлюсь, пока тебя не скрутит от кайфа! Не остановлюсь, даже если сюда кто-то войдет!
«Что? Нет! Боже, этот человек… безумен!»
Но ее собственное тело считало иначе. Оно буквально пело от восторга.
— А-а-а! — она торопливо заткнула себе рот, опасаясь завопить что есть мочи.
Внутри нее словно бомба взорвалась. В глазах потемнело. Конечности онемели. А промежность зашлась ошеломляюще приятными спазмами.
Придерживая Юлю под грудью, Марат принялся усиленно толкаться в ее кулак, хрипя бессвязно, точно одержимый:
— Сучка! До чего же ты сладкая сучка! Совсем рехнулся из-за тебя! Бл*дь…
Вздрогнув всем телом и стиснув девушку
И наступила тишина. Вцепившись в Попову, он молчал несколько долгих секунд, пока восстанавливал сбившееся дыхание. Затем медленно отстранился. Привел себя в порядок — снова вжикнула молния на его ширинке. А Юля все это время, страшась посмотреть ему в глаза, с первобытным ужасом взирала на свою ладонь.
Дрожащую. Покрасневшую. И… щедро залитую спермой.
Внутри нее все заледенело. Покрылось коркой льда.
«Как? Как я такое допустила?»
— Посмотри на меня! — встревоженный оклик.
Она не смогла. Не хватило мужества.
— Все нормально? — снова Серп. — Ты слишком бледная!
Судорожно втянув в себя воздух полной грудью, настойчиво игнорируя образовавшийся в горле ком, Попова прокаркала пересохшим горлом:
— Фу! Меня… кажется, меня сейчас вырвет!
И вновь тишина. Но такая, что громче любого крика.
Тяжелый вздох. И наконец:
— У тебя салфетки имеются?
Юля заторможенно кивнула.
— Да. В сумке.
Хрустнув позвонками затекшей шеи, Каримов направился прямиком к ее кровати. Извлек из женской сумочки упаковку влажных салфеток и вернулся обратно. Раздраженно схватив за локоть, он принялся молча очищать руку девушки от следов своего семени. Было видно, что мужчина едва сдерживается от гнева. От ярости, клокочущей в его крови. Напоследок Марат очистил и свои руки салфетками. Отправив использованный материал в мусорное ведро, он заговорил. Холодно. Отчужденно. С явной издевкой.
— Нет, мне все же интересно! А хлюпику своему ты так же говорила?
Обхватив себя руками, Попова зябко поежилась от его колючего взгляда.
— Какому еще…
— Бывшему! — гневный рык. — Мелкому ушлепку, с которым встречалась почти три года! Ты говорила ему так же, или он не был тебе противен? Куда он кончал? На тебя? В тебя? Или в стерильную салфеточку?
— ЧТО?
— Знаешь, при таком раскладе совсем неудивительно, что он ушел к другой!
Это было сродни удару. Сродни безжалостной пощечине. Не веря своим ушам, Юля ошарашенно уставилась на профессора и часто-часто заморгала, чувствуя, как на глазах выступают слезы. Ей было тяжело дышать — грудную клетку точно каменным булыжником накрыло. Сотрясаясь от гнева, она процедила лишь одно слово:
— Убирайтесь!
Каримов не сдвинулся с места. И вообще, весь его внешний вид говорил о том, что он в шаге от безумия. Что в любой момент сорвется и набросится на нее. Свернет шею или раздавит в своих объятиях. Но Юле было плевать.
Собственная обида, праведный гнев и шок навалились на ее плечи тяжким бременем. Сорвавшись с места, она пронеслась мимо него озлобленной фурией и, распахнув настежь входную дверь, завопила еще громче:
— Я сказала — убирайтесь!