Табу на вожделение. Мечта профессора

Сладкова Людмила Викторовна

— Вот больше и не буду! Держи за меня кулачки. Если сегодня у нас с Денисом дойдет до секса… нет, в этот раз я не струшу! Я пересплю хотя бы с ним…

— Хотя бы? Хотя бы! То есть о чувствах между вами речь не идет?

— Хватит, Эля! — тихо фыркнула Антонина. — Я все решу по ситуации! А что до Серпа… так я недавно кровь сдавала. У меня есть справка об освобождении на один день. В крайнем случае ей воспользуюсь!

«Опять Каримов! — мелькнула в голове недобрая мысль. — Кругом один Каримов!»

С грустью

осознав, что больше не уснет (а так хотелось хорошенько вздремнуть перед рабочей сменой), Юля громко зевнула, потянулась в кровати и открыла глаза. В комнате царил полумрак. За окном уже стемнело.

— Можете больше не шептаться, — прокряхтела она, взяв в руки телефон, дабы свериться с временем и отключить будильник, — я уже не сплю…

Соседки виновато покосились в ее сторону.

— Извини! — скорчила виноватую рожицу Тоня. — Разбудили тебя?

— Все нормально, — Попова вновь жадно зевнула. — Мне уже пора вставать.

По сути, так и было. Юля проснулась лишь на пятнадцать минут раньше запланированного времени. Но ощущала себя так, будто весь день вагоны с углем разгружала. Сказывалась хроническая усталость и переутомление.

Рабочие смены давались девушке все труднее и труднее. А учеба…

Прямо холодок прошелся по ее коже при одном упоминании о ней.

«Плохо! Все очень-очень плохо!»

С того дня, когда она страшно разругалась с Каримовым и выгнала его из своей комнаты, прошла уже целая неделя. И выдалась она архисложной.

Во-первых, да — Серп действительно лютовал. Больше всех не повезло его собственным дипломникам и студентам, пишущим курсовые под его чутким руководством — вот уж с кого он три шкуры драл!

Таким требовательным и непреклонным Юля его прежде не видела.

Во-вторых, эта самая требовательность распространялась и на нее.

Вернее, на ее обязанности старосты. Обязанности, которых стало еще больше. Словом, проблемы у Поповой множились в геометрической прогрессии. Она дважды опоздала на его лекции. Дважды! Буквально на пять-шесть минут, и тем не менее. Учитывая тот факт, что после звонка он принципиально никого в аудиторию не впускал, девушке приходилось буквально умолять его о снисхождении на глазах у всей группы. К счастью, несмотря на всю свою суровость, в конечном итоге мужчина все же позволял ей остаться. И из-за этих поблажек на нее стали косо поглядывать другие студенты. Ведь подобных исключений он не делал больше никому.

«Плевать на них! — тяжелый вздох. — Пусть сами за себя унижаются!»

* * *

Что до всего остального… после случившегося между ними Каримов потерял к ней всяческий интерес. Он не смотрел на нее, как прежде.

Не искал взглядом. Да что там! С некоторых пор он ее вообще почти не замечал. Общался с ней будто через силу. Сквозь зубы. По необходимости. Держался холодно и отстраненно. Умом Юля понимала, что очень сильно обидела его. Но подойти и извиниться… нет, она не могла. Не могла, даже осознав в какой-то

момент, что на самом деле не испытывала отвращения, увидев на себе его сперму. Это было… что-то другое. Примитивное. Чертовски волнительное. И пугающее до дрожи. В тот момент Юля просто растерялась. Переволновалась, вот и ляпнула первое, что на ум пришло.

А теперь… Будучи не в силах разобраться в самой себе, в своих странных эмоциях, и чувствуя в его присутствии лишь смятение и жгучий стыд, девушка всячески избегала общество Каримова.

Они оба друг друга избегали. И их обоих это более чем устраивало.

«Ну и ладно! — твердила себе всякий раз, когда он проходил мимо, даже не удостоив ее взглядом. — Ну и пусть! Он меня, вообще-то, тоже обидел!»

Но на душе от всей этой ситуации было гадко. Слишком гадко.

Юля и представить себе не могла, что успела так сильно привыкнуть к его вниманию. Что, внезапно лишившись его… начнет тосковать.

Однако, вопреки логике и здравому смыслу, именно так и произошло.

«Я не могу по нему скучать! Я… я не должна по нему скучать! Не должна думать о нем каждую свободную минуту. И во сне его видеть — тоже не должна! Но… почему-то вижу. Почему-то думаю. И скучаю. Черт подери! Что со мной такое? Отчего же так сильно хочется реветь?»

Попова вполуха слушала болтовню своих соседок по комнате, пока собиралась на работу. Вот только мыслями от реальности была далека.

«Лишь ночь продержаться, лишь ночь простоять! — пыталась взбодриться из последних сил. — Потом выходные. Потом будет легче. Я справлюсь!»

Звонкая трель мобильного телефона прервала ее внутренний монолог.

Увидев на экране фотографию своей матери, девушка приняла вызов.

— Да, мамуль? — невольно расплылась в нежной улыбке.

— Доча, у меня с памятью совсем беда! — не менее ласково прозвучал родительский голос. — Сегодня утром специально ведь тебе звонила, чтобы узнать… но заболтались с тобой, как обычно, и забыла в итоге!

— Что забыла-то?

— Так спросить и забыла! Ты в какое время завтра в общежитии будешь?

— А в чем дело?

— Соседи наши — тетя Зина и дядя Валера — в город поедут. Я тебе тут собрала кое-что. Соленья кое-какие, медок, варенье твое любимое. Тушенку гусиную. Курочку. Уточку. Немного яичек. Грибочки. Картошечку. Нужно забрать, Юля. Там небольшая сумка-то. То есть две. Сумки. Я же еще будочек напекла и…

— Мама!

— Что «мама»? Что «мама»?

— Зачем? Я же не просила!

— Просить и не нужно! А вот поблагодарить — не помешало бы!

— Спасибо!

— Не за что, радость моя ненаглядная! Ты уж питайся там нормально. Не сухомятничай. Не ленись. Готовь. Особенно супы. Хоть ты их и не любишь.

В глазах предательски защипало. Юля все отдала бы сейчас, чтобы оказаться рядом с ней. Чтобы прижать к себе и насладиться ее теплыми объятиями.

В трубке послышался тяжелый вздох.