Таганка: Личное дело одного театра
Шрифт:
Перед нами тезисы письма руководителей театра в Управление культуры. Они показывают, что препятствия начались еще до просмотра спектакля «Что делать?» государственной комиссией:
«Письмо в Министерство культуры РСФСР (Черновик)[587]:
Поведение Управления театров Министерства в отношении спектакля „Что делать?“, проволочки и препятствия к просмотру спектакля. Отправка в Главлит, хотя знали, что инсценировки классического произведения не подлежат Главлиту. Отправка
О постановке спектакля «Что делать?» Ю. П. Любимов вспоминает: «И опять был скандал — они мне все цитаты вымарали. Они ведь очень часто правили и Маркса, и Ленина — говорили: „Сейчас не надо нам эту цитату“ …этот спектакль с трудом вышел в свет — они его закрывали беспрерывно»[589].
Черновик еще одного письма, на этот раз в Главное управление культуры, показывает, что у театра были сложности и с репетициями спектакля «Мать»:
«Письмо в Главное управление культуры (Черновик)
Приказ, запрещающий репетировать спектакль „Мать“.
Приказ, запрещающий репетировать спектакль „Что делать?“ до особого распоряжения.
Запретили репетировать „Хроники“ Шекспира.
Без ответа оставили просьбу театра о включении в репертуар повестей Ф. Абрамова „Пелагея“ и „Алька“, пьесы английского драматурга Роберта Болта „Человек для любой поры“, романа Роберта Крайтона „Тайна Санта Виттории“.
Без ответа оставлена просьба театра о включении в план театра работы над романом М. Булгакова „Мастер и Маргарита“.
Бестактные выступления на страницах печати т. Покаржевского в адрес театра (журнал „Театральная жизнь“, газета „Вечерняя Москва“). Театр был лишен гастролей»[590].
Проблемы со спектаклем «Мать» продолжились и далее. После показа этой работы чиновникам в театр пришел документ такого содержания:
«ГЛАВНОМУ РЕЖИССЕРУ МОСКОВСКОГО ТЕАТРА ДРАМЫ И КОМЕДИИ
Заслуженному артисту РСФСР тов. ЛЮБИМОВУ Ю. П.
Управление культуры исполкома Моссовета, рассмотрев предложение театра о включении в репертуар инсценировки романа „Мать“ М. Горького, считает его весьма целесообразным.
Создание высокохудожественного спектакля на основе этого материала может обогатить репертуар театра важным революционным героико-романтическим сценическим представлением.
Учитывая это, — просьба ознакомиться с нашими рекомендациями и пожеланиями, с целью использования их в своей дальнейшей доработке инсценировки театра.
ПРИЛОЖЕНИЕ: замечания по инсценировке „Мать“.
НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ ИСПОЛКОМА
(Б. РОДИОНОВ)»[591].
Среди «рекомендаций и пожеланий», приложенных к этому документу, были, например, такие:
«В инсценировке Павел нарисован несколько эскизно: недостаточно психологически раскрыт. Он дан сразу сложившимся революционером. Мы не видим идейного пути, духовного роста от простого парня из рабочей слободки до участника, затем вожака рабочего движения, большевика. ‹…›
Совершенно исчезла тема рабочего интернационального братства. Нет надобности говорить, сколь она необходима и важна, особенно в наши дни. ‹…› Следует сказать, что не все в достаточной …мере использовано для раскрытия характера матери в пьесе. ‹…› …не всегда видишь, как идеи партии входят в сознание этой забитой женщины, как они „выпрямляют“ ее, освобождают от побитости и приниженности. ‹…›
Хотелось бы выявить и подчеркнуть в пьесе и спектакле (в размышлениях, репликах персонажей) утверждение о жизненной необходимости революционной партии для успешной борьбы трудового народа».
Затем следовали «Частные замечания»: «Текст размышлений автора над жизнью рабочей слободы произвольно передан…»; «Сцена столкновения Михаила Власова с сыном Павлом искажена…»; «Реплика Ниловны Павлу „Худеешь ты все…“ — неуместна…»; разговор Ниловны с Павлом и биография Сони «обеднены». И т. д. — всего 25 замечаний.
«Педагогика» власти
После того как театр получал разрешение на постановку, начинались репетиции. Конечно, они тоже оставались под контролем. В процессе работы специально для чиновников устраивались прогоны спектаклей.
Об одном из посещений театра «высокими» гостями вспоминает писатель Борис Можаев — это была репетиция спектакля «Живой»[592] по его повести: «Вдруг в театре звонок: едет министр! Вошли Екатерина Алексеевна[593], меховая доха у нее с плеча свисает, свита из 34 человек. Из зала выставили всех, чтобы и мышь не проскользнула.
Едва кончился первый акт, Фурцева крикнула:
— Автора — ко мне! Послушайте, дорогой мой, — говорит она, — с этой условностью надо кончать!
— Да что здесь условного?
— Все, все, все, все! Нагородил черт знает что. Режиссера — сюда! Режиссер, как вы посмели поставить такую антисоветчину? Куда смотрела дирекция?
— Дирекция — за.
— А партком?
— И партком — за.
— Так. Весь театр надо разгонять. В этом театре есть Советская власть?
— Есть, — ответил я, — только настоящая. А ту, что вы имеете в виду, мы высмеиваем…»[594]
Реплика Ю. П. Любимова