Таинственная история заводного человека
Шрифт:
— Неплохо. Только взлохмать свои космы побольше, босс. — Бёртон послушался. — Супер!
— Жди меня здесь, Герберт: надеюсь, скоро вернусь. Всё зависит от того, насколько надрался мой своенравный помощник.
Он пересек улицу, немного постоял снаружи, толкнул дверь и вошел. В помещение с низким потолком набилось неимоверное число рабочих и женщин самого низкого пошиба, а также воров, убийц и шлюх. Пьяная шумная толпа громко праздновала победу: у многих взгляд уже был осоловевший, а некоторые допились до того, что могли лишь неподвижно стоять среди всей этой какофонии
— Аристократов к чертовой матери! — проорал кто-то. Поднялся гул одобрения, к которому присоединился и Бёртон, чтобы не выделяться.
— Ари-сто-кра-а… — проскрипел человек рядом с ним.
— Гип-гип ура сэру Роджеру!
Бёртон подхватил вместе со всеми:
— Да здравствуют рабочие!
— Ура-а-а! — закричали все.
— Ура-а-а! — закричал Бёртон.
Он протискивался между рабочими (по виду, обитателями богадельни), когда они громко запели:
Жюри сказало: я обманщик. К чертям: я не сыграю в ящик! Девчонки вечно будут знать: На них мне глубоко насрать!Песню приветствовала волна безумного гогота, который сначала перешел в низкий вой, а потом внезапно оборвался. Один рабочий стоял, глупо ухмыляясь; изо рта у него текла слюна.
— Эй, дайте бедолаге еще выпивки, — крикнул кто-то, — пускай его мотор опять заработает!
— Да! — подхватил другой. — Кто не пьет, тот урод, мы ему проткнем живот!
Воздух наполнился радостными криками и поднятыми стаканами. Бёртон обратил внимание на парадокс: именно самые пьяные сохранили больше всего рассудка. Это подтверждало его мысль: алкоголь каким-то образом помогает сопротивляться эманации Претендента. Наконец он увидел Суинберна: тот был одет уличным мальчишкой и жался в углу вместе с очкастым длиннобородым человеком.
— Эй, пацан, — проорал королевский агент, — подымай свой тощий зад и ползи сюда, чертово отродье!
— Задай ему, мистер! — хихикнула вымазанная в грязи шлюха, толкая Бёртона локтем в бок. — Перегни проказника через колено и как следует поработай кнутом! А потом сделай то же со мной!
Раздался грубый хохот. Бёртон присоединился к нему и заорал:
— Ага! Ты что, уже забыл мой большой кнут? И не хочешь, чтобы тебя отведал большой толстый друг? Но я не имею в виду его милость Тичборна!
Оглушительный смех приветствовал его грубую шутку, и, прикрываясь шумом, поднятыми пивными кружками и радостными криками, он махнул рукой Суинберну, чтобы тот подошел. Поэт что-то сказал сидевшему рядом с ним, встал и протолкался к Бёртону. Королевский агент обернулся к двери и громко проорал:
— Пошли отсюда! — Потом он схватил своего помощника за ухо и выволок из паба на улицу.
— Мое ухо! — пропищал поэт.
— Извини, служебная необходимость! — буркнул Бёртон. Они пересекли улицу и
Суинберн потер горящее ухо:
— Великолепно! Как насчет порки?
— Ты и так получил сполна в «Вербене Лодж». Что делает Дойл?
— Постоянно пьет. Кружку за кружкой, и каждую залпом. Я просто поражен, что он еще стоит на ногах: а ведь я, как ты знаешь, в этом деле мастер! В общем, очень впечатляюще. И если дело дойдет до соревнования…
— Хватит болтать: давай к делу! Пожалуйста!
Бёртон в очередной раз спросил себя: не ошибся ли он, загипнотизировав поэта? Как он и ожидал, появились непредсказуемые последствия и среди них — словесный понос.
— Он собирается на сеанс, Ричард. В десять вечера. Виселичная Дорога, дом пять. Это окраина Кларкенуэлла, [140] близ Клуба Джентльменов-графоманов. Ты же знаешь это место: ты, кажется, был там вместе со стариком Монктоном Мильнсом. Если я правильно помню, ты хотел обсудить с ними свою копию «Семи опасных поз любви» — книгу одного из твоих мрачных, или, лучше сказать, смачныхарабских поэтов. В этом клубе, предположительно, находится тайный список…
140
Кларкенуэлл (Clerkenwell) — район в Излингтоне (Центральный Лондон).
— Знаю, знаю! — прервал его Бёртон.
— Ничего себе! Как ты думаешь, они выбрали Виселичную Дорогу из-за названия? Просто идеальное место для того, чтобы вызывать призраков!
— Алджи, ты можешь секунду помолчать? Я должен подумать.
— Хорошо, больше не скажу ни слова. Мои губы…
Бёртон схватил своего помощника, крутанул, прижал к себе и закрыл ему ладонью рот.
— Скажи, Герберт, Дойл примерно ростом с меня, верно?
— Да, босс, более или менее. Только он худой как щепка.
— Можешь запустить руку в левый карман моего пиджака? — Пиджак, который королевский агент снял перед заходом в таверну, висел у Спенсера на левой руке. Философ достал оттуда коричневый парик и накладную бороду, которые Бёртон надевал в Бедламе. — Подходят, как думаешь?
— Я бы так сказал, босс: может, чуть потемнее, но ненамного.
— М-м-мх!.. — подтвердил Суинберн.
— Отлично. Сейчас Дойл выйдет из таверны. Мы на него набрасываемся, стаскиваем пиджак со шляпой и надеваем их на меня. А потом вы с Алджи волочете его на Монтегю-плейс. Делайте с ним что хотите, но он не должен оттуда уйти! Понятно?
— Целиком и полностью.
— Допросите его. Он пьян в стельку и может выболтать что-нибудь интересное. Да, и спросите его о феях!
Суинберн дико изогнулся, вырвался из цепких рук Бёртона и возбужденно запрыгал вокруг:
— Феи? — запищал он. — Феи? При чем здесь его мания?
— Просто спроси его, Алджи. Посмотрим, что он скажет.
Спенсер взглянул на Суинберна.
— Если только Дойл сумеет вставить хоть словечко.
— Ричард, ты же не собираешься…