Таинственная невеста
Шрифт:
— До рощи-то еще далеко?
— Которой? У маменьки… то есть у моего братца Егора — их несколько.
— Разве мы не за сапогом едем?
Аркадий Борисович ничего не сказал. Не сводя глаз с блестящего бугристого льда впереди, наклонился, вынул и бросил в руки Мурину его сапог. Тот едва успел его поймать. Сапог был чист и смазан дегтем. Мурин уставился на него, как на привидение.
Но сапог был точно его. Ушки оторваны в прошлой схватке с грязью. Парный тому, что стоял сейчас в доме госпожи
— Что за… шутка! Что это значит?
— А вам непременно надо, чтобы мы сами рылись на том кладбище, как два вурдалака?
— Нет.
Аркадий кивнул:
— Я так и предположил. Поэтому послал туда вчера Осипа с лопатой. Он у нас привычный. В турецкой кампании был.
— Благодарю.
Аркадий покачал головой, глаза его по-прежнему были устремлены куда-то между ушей коня:
— Чертов адище. Все эти тела. И это мы еще тут, в Энске, как бы остались в стороне. Страшно думать, каков сейчас Смоленск. Или Москва.
— Да, — только и сказал Мурин. — Ад.
Аркадий опять покосился на него:
— Дрянные воспоминания?
— Вроде того.
— Ладно.
Аркадий опять умолк. Покосился на Мурина, увидел недоумение у него на лице.
— Ха! Думали, я вам по дороге поведаю весь свой жизненный путь? Оболью помоями матушку, сестрицу, братца, прекрасную Елену? Изложу свою картину событий, в которой сам буду изображен лестным образом? Тогда вы промахнулись.
— Не сумели найти для себя лестных красок?
— Отчего ж.
— Заинтриговали. Например?
— Например, я нежный брат.
— Удивили.
— Зря удивляетесь. Матушка нас не больно любила. Так мы втроем друг за дружку горой.
— Заметил вашу нежность. Когда вы травили бедную невестку.
— Виновен. Признаю! Но не отказываюсь. Я ей ни на грош не верю. Она окрутила Егора из каких-то своих соображений.
— Не верите, что полюбила?
Аркадий хмыкнул.
— …может, ваш брат ее полюбил.
— Мог. Но жениться?!
— Отчего ж нет?
— Она ему не пара.
Мурин издал смешок.
— Не смешно. Они — не пара. Хоть режьте меня.
— Как вы, думает добрая половина родственников о женитьбе своих ближних. И ничего.
— Промолчу.
И в самом деле исполнил угрозу. Некоторое время оба молчали.
— Вы точно не собираетесь раскрывать мне глаза на ваше душевное совершенство? — не выдержал первым Мурин.
Аркадий поднял руку, покрутил ею у сомкнутых губ, точно запирал их ключом, а потом ключ выбросил в снег.
— Зачем же тогда мы едем?
— Как зачем? — удивился и Аркадий. И тоже искренне. Даже впервые обернулся на Мурина: — Разве вы передумали покупать матушкино — то есть Егорово имение?
Мурин целую секунду осмыслял его слова. Восстановил цепочку до самого источника сведений. А потом
Наконец Мурин отхохотался.
— Отпустило? — осведомился Аркадий Борисович. — Вы вашим гоготом лошадь напугали. Что смешного?
— Ничего. Люблю Энск, — сообщил Мурин. И все же уточнил: — Я не думал покупать имение вашего брата Егора. И никогда не собирался.
— Но говорят…
— В Энске всегда говорят. Обо всем и обо всех. Вам ли не знать.
Аркадий Борисович вздохнул.
— Понятно.
Он быстро и легко принял правду. Предложил:
— Тогда давайте просто любоваться пейзажем. Чего дома сидеть. Такая дивная погода зря пропадает.
— Давайте.
Аркадий Борисович тряхнул вожжами. Лошадка побежала скорее. Оба отдались ритму ее бега, пригрелись на солнце. Мелькали деревья, солнце так и стреляло между ними, на другой стороне волнисто бежала голубая тень возка. Каждый погрузился в свои мысли. Остаток пути молчали.
«Мы втроем друг за дружку горой», — думал Мурин о словах Аркадия. Нежная привязанность между братьями и сестрой могла обернуться темной стороной к тем, кто не входил в кружок. Что, если так и случилось? Мурин представил себе, как в тот день, когда предстояло умереть их матери, черствой, не любящей, они сидели в гостиной, эти брат и сестра. Наряженные, одетые. И «бесились». Не потому, что опаздывали к обеду, куда были приглашены. Они были воронами, которым не терпелось клевать падаль.
Они вернулись в Энск, Аркадий свернул в тихий проулок и осадил возок возле дома госпожи Козиной:
— Приехали, барин, — насмешливо выкинул руку в сторону крыльца.
Мурин помедлил, сходя. Посмотрел Аркадию в лицо, точно хотел прочесть по нему… Но ничего не прочел. Лицо было красным и гладким, видать, онемело и выстыло от холода и ветра, как у самого Мурина.
— Ваш сапог, — напомнил Аркадий.
Мурин хлопнул себя по лбу. Юхнов передал ему черную трубу сапога, она матово блестела на солнце.
Мурин сунул сапог под мышку.
— Благодарю, Аркадий Борисович.
— Всегда к вашим услугам.
Он хлопнул вожжами, и скоро возок скрылся за поворотом.
Мурин вошел в дом, поставил на пол сапог — и не успел даже снять перчатки, как попал в совершенный кавардак.
— Пришел! — закричала старая горничная.
Топоча, выбежали обе сестры. Лица их раскраснелись, в руках платочки. А в руке у госпожи Макаровой еще и листок.
— О, боже мой, сударь…
Обе были явно чем-то потрясены. Мурин не знал, что и думать. Лицо госпожи Макаровой задергалось, листок в руке задрожал.