Таинственная незнакомка
Шрифт:
Рассказывая о менторе, который вдохновлял и ободрял его, Дэр исподволь оглядывал кабинет.
– Болезнь помешала доктору Хаттону посетить наш остров, – говорил он, – и тогда он предложил мне самому заняться геологическими исследованиями. Собрав факты и изложив свои соображения, я заплатил издателю в Дугласе, и он отпечатал несколько экземпляров. Сочинение далеко еще не полно, я намерен сделать добавления к тексту и снабдить его иллюстрациями, которые подтвердят мои выводы.
– Надеюсь, что ваше увлечение не умерло вместе с Хаттоном.
– Нет, я только отложил работу на то время, пока строил виллу. Это, а также некоторые
– Ваш вклад в научную литературу может вызвать полемику, – предупредил сэр Джозеф.
– Я был бы этому только рад. Мои выводы основаны на прямом наблюдении, и доказательства всем доступны. Мой остров невелик – тридцать две мили в длину и тридцать в ширину, – но он представляет собой блестящее подтверждение теории Хаттона. Он нашел ответы на свои вопросы у берегов Шотландии. Мой ответы ждут интересующихся у берегов острова Мэн, где ветры и морские волны разрушили верхний слой утесов и скал и обнажили их внутреннее строение.
Пытливые глаза слушателя следили за каждым движением Дэра с неотрывным вниманием.
– Вы придерживаетесь наиболее широко распространенной теории, которая утверждает, что все скалы поднялись со дна первобытного океана?
– Да.
– Но тогда вы вступаете в противоречие с утверждениями преобладающего большинства ученых-геологов, которые считают, что гранит первичен и является наиболее древним типом твердой породы, – заметил сэр Джозеф, возвращая Дэру его книгу.
– Я согласен с предположением Хаттона, который утверждает, что гранит имеет вулканическое происхождение. Любой образец гранита из вашей коллекции подтвердит мое суждение.
Баронет встал, подошел к шкафчику и вынул из выдвижного ящика коричневый камень величиной с кулак.
– Этот подойдет?
Дэр внимательно осмотрел камень. На нижней его стороне он увидел узкую прожилку белого кварца. Проведя по ней пальцем, он сказал:
– Гранит существовал, когда эти вот кристаллы формировались в трещине. Этот небольшой образец опровергает теорию, что кристаллические камни существовали раньше, чем все прочие.
Бэнкс положил камень обратно в ящик.
– Физические доказательства радикальных геологических теорий существуют, сэр, – продолжал Дэр. – Я наблюдал их сам. Но до знакомства с Хаттоном я не вполне понимал, что, собственно, я вижу.
– Мой личный гравер мистер Макензи мог бы оказать вам помощь, сделав гравюры с любых рисунков, какие вы пожелали бы включить в ваш трактат, – заговорил Бэнкс. – У него есть рабочая студия в этом здании, в полуподвале. Я согласен с тем, что вам следовало бы проиллюстрировать ваши открытия. Это было бы полезно. Я сам принимал участие во многих научных экспедициях и посылал исследователей во многие уголки земного шара с целью узнать все, что только возможно, о нашем обширном планетарном доме. Вы, как и ваш шотландский друг, помогли науке, не удаляясь на огромные расстояния от места вашего рождения. Некоторые знакомые мне геологи с интересом выслушали бы ваши доводы в защиту теории Хаттона. В ноябре возобновятся мои научные обсуждения по четвергам утром, так же как и мои регулярные воскресные обеды. Если вы все еще будете в Лондоне, я прослежу, чтобы вам посылали приглашения.
– Если я буду в Лондоне, – повторил Дэр, который был далеко не уверен в этом, – и получу приглашение, то сочту приятным долгом
– На наших встречах по четвергам за завтраком, – продолжал баронет, – присутствуют только мужчины, и разговор идет лишь о предметах научных либо идеологических. Обеды, хоть и не столь элегантные и изысканные, как у моей очаровательной соседки в доме на противоположной стороне площади, украшают своим присутствием и леди, а темы разговоров более общие. – Он встал и, потирая руки, неожиданно предложил: – Теперь, дорогой сэр, вы должны мне позволить взвесить вас. Когда вы снимете обувь и сюртук, прошу вас занять место на весах.
Дэр подчинился этому странному требованию и проследовал за хозяином к алькову, где был установлен аппарат. Он послушно опустился на сиденье, словно жокей в Ньюмаркете после скачек.
– Теперь я могу внести вас в список, – сказал баронет, доставая с полки солидную книгу в кожаном переплете. – Так. Корлетт, сэр Дэриус. Тринадцать стоунов, семь с половиной фунтов [16] . Для мужчины вашего роста вы очень худой.
По настоянию хозяина Дэр просмотрел записи в книге, сделанные в алфавитном порядке, и убедился, что вес всех обитателей дома Бэнксов с годами увеличивался – исключение лишь собака по кличке Мэб.
16
1 стоун равен 6,34 кг; английский фунт равен 453,6 г; 240 точный вес Дэра составляет, таким образом, 85 кг 822 г.
– Всего десять фунтов! – удивился Дэр. – Это, должно быть, очень маленькая собачка.
Дальше он обнаружил имена аристократов, писателей и гениев науки. Добавление его никому не известного имени к этому впечатляющему списку вызвало у него ощущение принадлежности к некоему избранному кругу.
Дэр пришел в этот дом, готовый отстаивать свои убеждения, а уходил оттуда с предложением доработать свой труд и подготовить его к публикации Королевским обществом. Принятие в члены этого общества вознесло бы его на вершину успеха, однако Дэр не питал слишком радужных надежд.
Ему не терпелось рассказать Ориане о встрече с сэром Джозефом, и он посмотрел на дом по другую сторону Сохо-сквер. Но Ориана находилась сейчас за рекой, в Воксхолле, и пела там вместе с Недом. Он должен сдерживать свое раздражение и не жаловаться на то, что ее профессиональные интересы порой противоречат его желаниям. Его счастье было построено на хлипком фундаменте, и Дэр не знал, с каким соперничеством ему еще придется столкнуться.
Желание Орианы сбежать из переполненного театра сдерживалось боязнью испортить удовольствие Неду Кроуи и чувством долга по отношению к ее друзьям Мику Келли и миссис Крауч, у которых была ложа в театре «Хей-маркет».
Нельзя сказать, что Ориане так уж не нравилась новая комедия «Дочь», которая шла сегодня на сцене, однако пьеса мало чем отличалась от многих подобных, и главным образом по этой причине Ориана не радовалась игре актеров – в отличие от Неда, который веселым смехом отзывался на каждую шутку.
«Настоящая жизнь совсем иная», – думалось ей, когда она аплодировала песенке, исполненной по ходу пьесы миссис Бонд. Увертки и ложь Тома Теверсала разбили ей сердце. Время залечило рану, но рубец от нее остался.