Таинственные истории
Шрифт:
Интересно остановиться еще на некоторых выводах, которые были сделаны после первичной обработки материалов 1940—1941 гг. Выводы эти, принадлежащие главным образом Б. О. Долгих, были опубликованы им в 1948 г., но после полной обработки всех археологических материалов они частью опровергнуты публикацией 1951 г. Прежде всего следует отметить предположение Б. О. Долгих о том, что русские прибыли не с Енисея или из Мангазеи, а прямо из поморских городов Европейской России. Цель похода — меховая торговля в устьях Хатанги и Анабара. Это предположение разобрано ниже. Затем ход экспедиции Б. О. Долгих рисует таким образом: «Морское судно (коч), шедшее на восток, в обход Таймыра, было около северо-западного берега северного острова Фаддея раздавлено льдами пли погибло, налетев на камни».
Непосредственной причиной гибели судна и высадки на острове Фаддея, по Б. О. Долгих, мог быть неожиданный напор льдов. Люди укрыли часть вещей и, когда замерзло море, перешли с саночками с острова на материковый берег в залив Симса. Вероятно, их было на коче шесть — десять человек, но не все они погибли при аварии; высадилось на остров не менее пяти — шести.
В заливе Симса построена избушка «для более слабых членов экспедиции, с тем чтобы остальные отправились за помощью».
А. П. Окладников опровергает этот вывод, указывая, что вещи на острове Фаддея были положены на каменную грядку для просушки, что к ним не успели вернуться; по-видимому, при последующей морской поездке экипаж судна погиб. Размещение вещей указывает, что это не запрятанный клад; нельзя считать также, что вещи выброшены морем с разбитого судна: они не группируются по весу, а расположены в общем по сортам — отдельно оружие, отдельно деньги и другие ценные предметы, отдельно меха. И только впоследствии вещи были раздавлены упавшими глыбами и вмыты вместе с морской галькой, которая иногда перемывалась морем и на этом высоком уровне. Несомненно, с этим анализом А. П. Окладникова надо согласиться, принять его выводы и считать, что экипаж коча погиб, не вернувшись на остров Фаддея из небольшого плавания.
Дальнейшие выводы Б. О. Долгих, касающиеся залива Симса, также вызывают сомнения. Он пытается установить, кто жил в избушке. Прежде всего слабым, не ушедшим с другими пешком, надо считать, по его мнению, кормчего — человека, несомненно, более преклонного возраста, но с большим знанием и опытом. Он был одновременно главой торгово-промысловой артели. В пользу этого, как считает Б. О. Долгих, говорит наличие большой суммы денег и доверенных ему компасов и солнечных часов; ему же принадлежат остатки кафтана из хорошего тонкого сукна; затем кортик, в который вложена жалованная грамота. Вторым погибшим в заливе Симса был малолетний сын или жена кормчего (если будет установлено, что погибла женщина). Но так как В. В. Гинзбург установил, что третий скелет в заливе Симса принадлежит женщине, сразу отпадает предположение Долгих — погиб не сын кормчего, а женщина. Конечно, она могла быть женой любого из двух русских, оставшихся в заливе Симса. Что касается некоторых сторон характеристики самого кормчего, то описание Б. О. Долгих также вызывает сомнение: во-первых, деньги и вещи могли принадлежать и другому мужчине — мы не имеем точного определения принадлежности вещей. Характеристика большого ножа как «кортика» оспаривается рядом исследователей; А. П. Окладников, например, пишет, что это простой нож. Что касается «жалованной грамоты», то А. П. Окладников возражает против такого определения: «жалованные грамоты» не пишутся на простои бумаге и ие прячутся в виде обертки ножа.
М. Ф. Косинский, которому принадлежит в сборнике 1951 г. очерк об оружии, указывает, что кортики появились в России только в XVIII в. Нож, который Б. О. Долгих называет «кортиком», — «один из видов русского поясного ножа XVII столетия» (1951, стр. 95). По поводу грамоты М. Ф. Косинский замечает, что «трудно найти более неподходящее место для хранения документа» (там же).
В. В. Гейман, разбиравший надпись на грамоте, указывает, что можно прочесть только отрывки двух слов: «жалов… г[м]оты»; он приходит к выводу, что, возможно, это грамота, но «странно, что начальник экспедиции засунул такой важный документ в ножны». Сомнения эти вполне оправданны: никто в XVII в. не осмелился бы носить жалованную грамоту в ножнах. Мы знаем, например, в делах Сибирского приказа Енисейский сыск 1660 г. о боярском сыне Федоре Усове, который «носит государеву грамоту» «не по чину — за голенищем, а доведется-де государева грамота носить и выше — за пазухою» (Оглоблин, 1895, т. 1, стр. 198). Эта грамота, кстати, оказалась «воровской», то есть поддельной. Очевидно, более небрежно можно было носить лишь простые грамоты, — например, «проезжие», которые воеводы давали торговым людям.
Я предлагаю следующую догадку об этой бумажке, написанной скорописью: нож начал шататься в ножнах и временно, до их переделки, засунута была бумажка, не имевшая никакого делового значения.
На рукоятках двух ножей, найденных в заливе Симса, вырезаны вязью по дереву имена их владельцев. Вязь залита затем оловом, сохранившимся на одном из ножей. Одну из надписей В. В. Гейман уверенно читает как «Акакий мурманец», а вторую очень условно — как «Иван мурманец». Предполагают, что обе надписи вырезаны во время зимовки в заливе Симса и должны обозначать имена их владельцев. Гейман даже предполагает называть всю экспедицию именем Акакия-мурманца. Это заключение настолько важно, что мы еще вернемся к его разбору позже.
Из статей Б. О. Долгих и А. П. Окладникова (1948, 1951, 1957) мы узнаем, что не все имущество, вывезенное с места находок, попало исследователям. Хотя первые открыватели сделали очень большую работу и доставили главную массу вещей, в том числе ценных, но они не всегда были безупречны с точки зрения правильности ведения археологических раскопок. В частности, кое-что более ценное, по-видимому, разошлось по рукам любителей древностей в разных стадиях раскопок (Окладников, 1957, стр. 8). В 1944 г. на место находок на острове Фаддея были направлены геодезист С. И. Нестеренко и каюр А. А. Широких. Они добыли еще ряд старинных вещей, которые по большей части остались у них (Окладников, 1957, стр. 88). Особенно постарался в неумелых раскопках А. А. Широких. Б. О. Долгих сообщает, что из медной посуды, переданной в 1940 г. на ледокол «Сибиряков» для доставки в Архангельск, четыре котла были сданы в утиль (Долгих, 1948, стр. 121). Мы знаем об уничтожении и древесного материала; открывшие зимовку в заливе Симса сожгли на своих кострах верхние венцы зимовья (Долгих, 1948, стр. 121—122); нижние венцы были сырые и не горели. В 1945 г. члены экипажа «Якута» вытащили бревна и разворотили печь в зимовье залива Симса. Каюр А. Широких жег в костре, по-видимому, не только плавник, но и обломки древнего судна. Наконец, куда-то исчезли записанные в акте как найденные на острове Фаддея четыре топора (из пяти) и медная гребенка (Долгих, 1948, стр. 121).
Следовательно, мы не имеем полной картины находившегося на двух стоянках имущества. Будем надеяться, что отсутствующие предметы представляют небольшую часть того, что описано в монографии 1951 г., и они не изменили бы существенно выводов, к которым пришли исследователи. Возможно, что кое-что может быть обнаружено при дальнейших исследованиях, так как экспедиция 1945 г. не имела времени для изучения более широкой площади.
Установив ряд новых фактов, не отмеченных в сборнике 1951 г. или не остановивших серьезного внимания исследователей, мы можем теперь дать общее описание хода экспедиции. При этом нам придется подробнее рассмотреть вопросы, касающиеся ее начального этапа в Мангазее и в низовьях Енисея, требующие специальных историко-географических комментариев.
Пользуюсь случаем, чтобы сердечно поблагодарить В. А. Александрова, Б. П. Полевого и И. П. Шаскольского за полезные указания и советы относительно сибирских документов XVII в.
Мы не разбираем выводов А. П. Окладникова, Б. О. Долгих и других авторов о том, что кочи на своем пути с запада обогнули Таймыр морским путем. Это доказывает состав имущества, в котором много предметов, характерных для местного населения северо-запада СССР, и наличие местной женщины в составе экспедиции. А. П. Окладников считает особенно важным присутствие в имуществе орнаментированной сумки с аппликацией «оленьих рогов» того типа, который свойствен орнаментике ненцев и саамов (лопарей) (1951, стр. 33).
Расположение двух стоянок в северной зоне Таймыра, самой холодной и совершенно безлюдной, также указывает, что экспедиция не могла добраться сюда ни волоком через южный Таймыр, ни водным путем из Лены. В эти годы (1617—1619) плавания с Лены на север еще не производились, они начались с 30-х годов XVII в. Идя тем или другим маршрутом, экспедиция должна была задержаться в более южной, лесной зоне.
Вероятно, этот вывод о плавании вокруг Таймыра правилен, но все-таки полной уверенности в том, что в 1619 г. такое смелое предприятие было выполнено, пока еще нет. Начало похода и окончательное снаряжение группы Акакия и его товарищей, надо считать, происходило в городе Мангазее. Сам город основан в 1601 г., но страна Мангазея была известна уже с начала XVI в. При царе Борисе, в конце XVI в., «мангазейский морской ход» был уже хорошо знаком русским. Кочи шли сюда из Тобольска или из Карского моря; в последнем случае — через Ямал, вверх по реке Мутной, затем по волоку на реку Зеленую. Тянули кочи канатами через волок «ден с пять». В небольших лодках — павозках — тянули «запасы». Спустившись по Зеленой, выходили в Обскую губу, затем попадали в Тазовскую губу (Мангазейское море) и шли по ней вверх. Путь по Оби и Тазу был очень труден из-за ветров и нападения местных жителей. Путь от Карского моря до Мангазеи продолжался 5—6 недель, а иногда и значительно больше, в зависимости от погоды. От Тобольска до Мангазеи проходили за 2—4 месяца, а в случае удачи — за 7 недель. Таким образом, весь путь от Двины или Тобольска до Мангазеи занимал целое лето (Бахрушин, т. III, гл. 1). Поэтому мы должны предполагать, что Акакий с товарищами, двигаясь из северной России или из Тобольска, мог только к концу лета попасть в Мангазею.