Таинственный след
Шрифт:
— Почему нет отметки в путевом листе?
— Агай, мы же в районе, а не в городе и не на трассе. Мы, как приедем к месту назначения, так сами заполняем листы. Ей-богу! — И, как бы ища подтверждения, паренек повернулся к Сатпакову, толкнув его локтем. Тот заюлил, заискивающе глядя в глаза:
— Дорогой, ты и в самом деле забыл меня, не узнал? Я — продавец райпотребсоюза, Сатпаков. Да-да, меня зовут Жундыбай, — и дрожащими пальцами он полез в карман.
— А что в машине?
— Да сахар, чай для чабанов.
Бахытжан залез в кузов, все осмотрел и спрыгнул.
— Вы по пути не видели никого?
Сатпаков краешком глаза посмотрел на шофера и, встретив устремленный на себя взгляд, поспешил заявить:
— Нет, никого не видели.
— Может, запамятовали?
— Нет, нет, никого не встречали.
Когда машина отъехала от поста подальше, Сатпаков снова приосанился:
— Парень! Держись за дядю — не пропадешь!
— А кого они ищут? — спросил шофер, не отрываясь от дороги.
— Не твое дело, и не мое, — сказал Жундыбай, задетый тем, что его перебил шофер, — не нас с тобой ищут.
Жундыбай уснул. Машина мчалась к горам.
5
Центральная усадьба колхоза «Алга» — село Кушай, расположенное у подножия горы Ешки-Ульмес. Большинство новых домов, крытых черепицей, стоят ближе к равнине, а старые дома жмутся к горам. Место это было богато зеленью. По плоской низине вьется речка, вода в ней чистая, ледяная и прозрачная, как хрусталь.
На высоком берегу речки стоит пожилой человек с редкими усами и всматривается из-под ладони вдаль.
— Э-эй, Бекен, где ты? — вдруг кричит он.
Из дома неподалеку, над которым реет красный флаг, выходит юноша.
— Вы звали меня, ага?
— Опора моя, приведи мне мою лошадь. Надо на джайляу съездить. Люди там, поди, остались совсем без чая и сахара. Узнаю, привез ли им продукты этот лодырь Сатпаков.
— Хорошо, ага! — Бекен сбежал с пригорка в низину.
— Эй, осторожней! Особенно, когда путы снимать будешь! Конь с норовом, злой, как бы не покалечил!
Спустившись в лог, Бекен увидел коня. Тот пасется вольно, без пут.
— Старик из ума выжил, видать. Говорил, что спутал коня....
Бекен нашел путы — валялись в траве. Он поднял веревку, не замечая, что за ним настороженно следит человек, притаившийся в неглубокой яме, прикрытой кустом боярышника. Бекен повернулся к яме спиной. Человек сжался, как боевая пружина, готовый к смертельному прыжку, в руке его сверкнул нож. Он уже оперся на руку, приподнялся, но в это время Бекен бросился бежать к коню. Человек скрипнул зубами. Он обвел взглядом низину, близкие горы. В голове лихорадочно прыгали мысли: «Отсюда надо немедленно уходить. Нельзя оставаться ни минуты. Лучше всего вон к тем зарослям». Вытянув шею, он посмотрел в сторону села. Юноши, искавшего коня, не было видно. К реке спускалась женщина с коромыслом на плечах. Пустые ведра позванивали. Человек сунул нож за голенище, отряхнулся, набросил пиджак на одно плечо и в небрежной позе уселся у самой воды.
Калампур, проходя мимо, взглянула на него раз-другой и спросила:
— Эй, парень, кто ты такой? Что-то не узнаю!
— Из района, мамаша! Машина по дороге сломалась, вот и чапаю пешком, — незнакомец поднялся с земли.
— А не сыном ли ты приходишься мастеру Пашке?
— Узнали, наконец? — улыбнулся человек.
Пашке для Калампур был кузнец из райцентра, который дружил с семьей старого лесника.
— На днях твой батька был в ауле, остался пообедать. Они же кунаки с нашим стариком. Ну, как отец, здоров?
— Слава богу, здоров!
— Ну и хорошо.
— А как аксакал? Крепок еще здоровьем? — осторожно спросил человек.
— А старик лес охраняет. Слава богу, бодр. Я-то сюда приехала ненадолго. По детям больно соскучилась. А теперь вот о старике все думаю — одиноко ему в лесу. — Калампур оглядела стоявшего перед ней человека с ног до головы. — Пашке говорил как-то, что в городе у него сын есть. Мастер еще лучше, чем отец. Наследником называл. Значит, это ты?
— Да, мать, я и есть тот сын Павла.
— Я-то представляла тебя совсем молоденьким, а ты уж годишься сам в отцы. А плитку ты можешь починить?
— Почему не починить, могу.
— Дай бог тебе здоровья! А то нам не на чем чай вскипятить...
Русоволосый плечистый парень играючи нес полные ведра. Но, сохраняя на лице улыбку, он то и дело по-волчьи настороженно бросал холодные взгляды по сторонам. Калампур семенила за ним следом и тараторила:
— Раньше мы жгли кизяк. Он дает хорошее пламя, но дым от него все глаза выест, и чаю не захочешь. Эх, что может сравниться с огненной змейкой электроплиты? Пожарче кизяка будет, а? Не успеешь и рта раскрыть, а чайник уже кипит.
— Да, электричество — большая сила.
В это время на окраине села показалась машина. Парень побледнел. Отвернув лицо, он торопливо сказал:
— Мамаша, какой ваш дом? А-а, с зеленой калиткой? Так я пойду побыстрее, а вы следом подоспеете. А то плечи режет коромысло.
— Это с непривычки.
Добровольный помощник Калампур пошел быстрым спортивным шагом и шмыгнул в калитку. Поставив ведра, прильнул к щели. ГАЗ-69 свернул на другую улицу...
Рыжий старик седлал коня, собираясь на джайляу. Заметив машину, остановившуюся возле аулсовета, он задержался. Машину вел сам капитан Сарбасов. Он сказал сидевшему рядом Бугенбаеву:
— Вон тот человек — председатель аульного Совета Асылбаев. Человек он очень хладнокровный, его расшевелить трудно, даже если землетрясение случится. Работает здесь со дня образования Совета. Мы его называем Саке. Правда, настоящее имя его Нуржан, но женщины придумали ему прозвище. «Где у него видна нур — красота? Это же обыкновенный рыжий пастух — Сарыкойши». Так и прилипло к нему прозвище. Он и сам уже привык к нему. Постепенно люди забыли его настоящее имя. В конце концов и в документах он стал значиться под этим именем.