Таинственный труп
Шрифт:
Она так встрепенулась, что он решил, что в искренности своей зашел слишком далеко; однако это оказался жест не гнева, а отчаяния.
— Увы, сударь, что могу я сделать, если я даже не знаю, как выбраться из ловушки, куда я сама себя загнала? Я взываю к вашей преданности. Помогите мне.
— Однако моя преданность не безгранична, и я обязан предупредить об этом ваше величество.
— Что вы такое говорите, сударь?
— Вы можете полностью положиться на мою скромность, за исключением тех случаев, когда дело касается…
— Кого же?
— Короля, сударыня, короля, которому я принес клятву верности и обязался помогать, насколько
— Сударь, — с таким чувством произнесла королева, что Николя с трудом сдержал слезы умиления, — ах, я до сих пор вас не знала. Скажите, разве я могу довериться кому-либо другому, кроме вас? Знайте, королю известны все мои слабости. Он в курсе моего пристрастия к азартным играм… Он оплачивает мои проигрыши… столь… значительные этой зимой.
Она повернулась к окну и, устремив взор вдаль, надула губки, словно капризный ребенок.
— Я прибегла к посредничеству госпожи Каюэ де Вилле для получения ссуды из казначейства. Мои долги достигают четырехсот тысяч ливров. Я попросила ее раздобыть мне двести тысяч. Тогда я смогла бы поручиться, что выплачу остальные.
Он молчал, угнетенный открывшимися перед ним мрачными перспективами. Королева, позволившая себе добровольно ринуться в расставленные ей сети… о, сколько всего сможет теперь натворить эта интриганка!
— Так что вы понимаете, сударь, что снисходительность моя происходит отнюдь не от природной склонности, а из осторожности. Я отдаю себя в руки «кавалера из Компьеня»: теперь ему предстоит восстановить равновесие.
— Я сделаю все, что будет в моих силах. Смею надеяться, что слух об этом деле еще не прошел.
— Увы, если эта дама найдет деньги, она не станет прятаться…
— Сударыня, вам следовало бы отказаться от крайних способов…
— У меня много врагов, — помолчав, сказала она. — Вы знаете аббата Жоржеля? Это рука и жало принца Рогана, он пользовался этим жалом, когда был послом в Вене.
— Во время моей поездки в Австрию господин де Верженн и барон де Бретейль предостерегали меня против махинаций этого господина. По его вине я пережил немало неприятных минут… [15] И это еще мало сказано.
— Принц Роган, желая заполучить наследство монсеньора де Ларош-Эмона, а именно место главного раздатчика милостыни при особе короля, в качестве подкрепления своих притязаний выдвинул устное полуобещание короля, данное господину де Субизу и госпоже де Марсан, той самой, привязанность к которой его величество питает с самого детства. Когда стало ясно, что дни прелата сочтены, вся клика Роганов громко потребовала для кардинала нового поста…
15
См. «Мучные войны».
Она возмущенно вскинула голову.
— Если это случится, для меня это будет большим несчастьем, ведь мне придется выносить его дерзости и интриги, от которых страдала моя матушка, когда он был послом в Вене. А зная себя, я не смогу не выказывать ему своего отвращения, ибо питаю к нему совершенно непреодолимую неприязнь. Относительно аббата мне известно, что в свое время его использовали для написания подложных писем за подписью императрицы… Он станет душой, действующим лицом и распорядителем клики, жертвой которой был и остается
— Я не могу поверить, что мошенница дерзнула обратиться к королеве, — произнес Николя.
— И правильно не верите, сударь, — бросила она, заливаясь краской. — Это господин де Сен-Шарль, интендант финансов, имеет доступ в мои апартаменты, и именно через него была передана просьба, без каких-либо предварительных переговоров.
— Теперь мне становится понятно. Пусть ваше величество успокоится. Все не так уж плохо, и дело не столь запутано, как кажется на первый взгляд.
— Да услышит вас Господь, сударь! — воскликнула она, протягивая ему руку для поцелуя.
Внизу возле малой лестницы его ожидала госпожа Кампан, надеявшаяся — как оказалось, напрасно — выяснить у него подробности разговора.
— Еще один вопрос, сударыня, — промолвил Николя, внезапно охваченный неким озарением. — Сколько раз королева прибегала к услугам госпожи Каюэ де Вилле?
Он не раз убеждался, что на вопрос, заданный так, словно ты уже знаешь ответ, начинал бить фонтан истины.
— О! Два или три раза, в моем присутствии. Один раз — во время большого утреннего приема, и дважды — во внутренних покоях.
В кордегардии лакей в голубой ливрее, дернув его за рукав, сообщил, что господин де Сартин ждет его у себя кабинете в министерском крыле. Подобное приглашение пробудило в нем раздражение. У Сартина на все всегда имелись объяснения и причины. Бывший начальник, видимо, полагал, что Николя все еще находится у него под началом, поэтому, каковы бы ни были нынешние обязанности бывшего подчиненного, он, не моргнув глазом, мог в любое время призвать его к себе. Вызовами, более всего напоминавшими приказы, Сартин, как чувствовал Николя, проверял на прочность связующую нить, сплетенную их долгим сотрудничеством и чувством признательности со стороны комиссара. Ждать Николя не пришлось: его немедленно провели к Сартину; видимо, служащих предупредили о его визите. Сартин сидел за письменным столом и что-то писал; его склоненное лицо скрывали букли длинного парика, который Николя прежде не видел. Наконец Сартин поднял голову и откинул назад крылья парика. Прищурившись, Сартин вопросительно уставился на него; тонкое лицо министра, казалось, усохло окончательно. Несмотря на мрачный вид, бывший начальник встретил комиссара вполне любезно. Впрочем, виртуозный лицемер, министр всегда умел усыпить бдительность собеседника, дабы своими проницательными вопросами завлечь в заранее подготовленную западню.
— Вы только что вышли от королевы. Ее величество вернулись после вечера, проведенного на карнавале в Опере, и, без сомнения, захотели поблагодарить маркиза де Ранрея за то, что он помог ей выбраться из кареты, у которой по дороге в Версаль сломалось колесо, наткнувшись на камень. Кстати, не забудьте сказать Ленуару, что фонари на дороге погасли из-за нехватки масла…
— Сударь, вы плохо информированы: сломалась колесная ось…
Осведомленность Сартина давно не удивляла Николя. Сумев сохранить особые отношения с полицейскими осведомителями, Сартин по-прежнему использовал их для сбора сведений: раскинутая им некогда сеть помогала ему быть в курсе всего; от него не ускользало ни единой подробности из жизни двора и столицы. А когда он чего-либо не знал, он принимался распространять ложные сведения, чтобы из-под них выудить истину.