Так не бывает
Шрифт:
Размешивая в чашке сахар, он думал, где сейчас может быть Амина. Столь позднее (на электронных часах холодильника светилось 22:57) кофепитие давно превратилось в своеобразный ритуал ожидания. С того самого дня, как Амина заявилась к нему с сыном на руках и просьбой приютить ненадолго. Ненадолго не вышло – Глеб упрямо оставлял их у себя каждый раз, когда Амина собирала вещи, чтобы уйти. Он настолько привязался к маленькому Матвею, которому сегодня исполнилось три года, что совершенно не представлял своей жизни без его захлёбывающегося смеха и не по-детски серьёзных серо-голубых глазёнок. Глеб научился готовить молочные смеси и менять подгузники; умело переодевал Матвея в любой ситуации; не спал ночами,
Жаль только Амина не видела, не пришла пораньше, не позвонила. Напрочь забыла о дне рождения сына. Впрочем, Глеб уже успел привыкнуть, хоть и не понимал, что её гнало прочь от родного ребёнка. Материально они ни в чём не нуждались – Глеб хорошо зарабатывал – крыша над головой имелась, да и полноценная семья вполне могла сложиться, если бы Амина приняла его предложение пожениться. Но она упрямилась и отмалчивалась, когда Глеб начинал допытывать её, чем она занимается. И всё грозилась уйти, если он не перестанет доставать её расспросами. И он переставал, не мог позволить себе потерять Матвея.
Она вошла тихо, но Глеб услышал, как щёлкнул замок и зашелестел пакет. Он вышел в коридор. Амина стояла, притулившись к закрытой створке двойной двери, в щёлку глядя на спящего Матвея.
— С днём рождения, малыш, – тихо произнесла она, повесив на ручку пакет с подарком.
— Кофе хочешь? – предложил Глеб.
— Нет, спасибо, – не поворачиваясь, ответила Амина, сильнее натянув капюшон. — Я в душ и спать, если можно.
— Конечно.
Глеб отступил, пропуская Амину в ванную. Не снимая капюшон, она проскользнула мимо, даже не взглянув на Глеба. Что это с ней? Обычно она раздевалась, едва переступала порог квартиры. И непременно одаривала радушного хозяина какой-нибудь колкостью. А тут вежливая такая и не разулась даже – Глеб не увидел кроссовок, в которых Амина ушла ещё утром.
Она провозилась в ванной дольше обычного, после чего на цыпочках прошмыгнула в спальню напротив комнаты Матвея. Решила не тревожить сына? Это хорошо. Удобнее будет разговаривать, но сперва Глеб вошёл в ванную. Стёкла душевой кабинки не запотели; Глеб потрогал кран душа – тот был закручен до упора, как это обычно делал он сам. После Амины всегда вода слегка подтекала, значит, она не принимала горячий душ, как обычно. Пол сухой и никаких следов, что его вытерли. Глеб провел подушечками пальцев по холодному бортику ванной. Влажная. Интересно, что же она тут делала? Зубная щётка сухая, мочалка мокрая, но мыло осталось запечатанным (Глеб только сегодня купил новый кусок) и бутылки с шампунями и гелями стояли нетронутыми. Выходит, не мылась. Непонятно. Глеб покрутился по комнате и наткнулся взглядом на полотенце, брошенное в корзину с грязным бельём. Утром корзина была пуста. Полотенце мокрое и с одного края испачкано чем-то красным. Кровь. Твою ж мать!
Глеб швырнул полотенце обратно и влетел в спальню. Включил свет. Амина подскочила на кровати.
— Рощин, ты охренел, что ли?! – заорала она, прожигая Глеба разъярённым взглядом.
— Не ори, ребёнка разбудишь, – невозмутимо ответил он, закрыв дверь. Он увидел всё, что хотел. Воспалившаяся царапина на щеке, ещё одна на шее.
— Чего тебе надо?
— Твою
— Не надо ничего смотреть, – дёрнулась она, когда Глеб взял её за подбородок и повернул расцарапанной щекой к себе. — Рощин, иди спать, – прошипела она, мотнув головой. Но Глеб не отпустил.
— Сиди уже и не брыкайся, – он отодвинул воротник футболки. Длинная багровая полоса тянулась от уха до впадинки на шее. — Где тебя так угораздило?
— Об ветку поцарапалась, – огрызнулась Амина.
Глеб не ответил.
— Хватит уже, – рыкнула Амина, высвободившись из хватки Глеба. — Всё, удовлетворил своё любопытство? Ещё что-то?
— Дура ты, – фыркнул Глеб, поднявшись. — Но рану обработала правильно. Несколько дней, и затянется. Правда шрам на шее может остаться. Я надеюсь, ветка не ядовитая была.
— А мне-то откуда знать? Ветка как ветка. Обычная.
— Если обычная, тогда я спокоен, – кивнул Глеб, клацнув выключателем. — Доброй ночи.
— Зачем?
Глеб остановился в дверях. Из коридора пробивался слабый луч света.
— Что зачем?
— Зачем ты возишься с нами. Переживаешь, заботишься. Обо мне. О Матвее. Зачем мы тебе?
— А ты не допускаешь, что я могу любить вас? – Глеб посмотрел в её темные глаза с лунным отблеском. Так странно, но именно сейчас они впервые казались Глебу по-настоящему живыми.
— Любить? За что? Ты ведь не знаешь, какая я, Глеб.
— Я знаю, – улыбнулся он, присев рядом и проведя рукой по её растрёпанным волосам. — Ты колючий кактус, который иногда выпускает нежный цветок.
— А ты романтик, Глеб, – она встала и подошла к окну. — Если бы я могла плакать, то непременно разревелась, но я… – она осеклась. Лунный свет окутывал её серебристой шалью и делал такой притягательной, как никогда. — Я плохая, Глеб, – она обхватила руками плечи. — Очень плохая.
— Не бывает плохих или хороших, – возразил он, подойдя ближе, и укутал её в одеяло. — Бывают правильные или неправильные поступки. Но всё можно исправить, поверь, – он притянул дрожащую Амину к себе, коснулся губами влажных волос. — И мы исправим. Вместе.
Глава 16. Знакомый незнакомец.
Сентябрь, 2011 год.
Ирка спала. Так крепко и не шевелясь, что Алекс, сидящий рядом, то и дело склонялся к ней и прислушивался: дышит или нет. Она дышала: ровно, едва уловимо щекоча его небритую щеку. Улыбка скользила по его лицу, а губы касались её губ с привкусом хлороформа. Почти сутки Алекс провел рядом с той, что сводила его с ума. Осторожно он прикасался к её тонким пальчикам, брал холодную ладошку в свои руки и дышал до тех пор, пока та не согревалась. Он гладил её волосы, пропуская пепельные локоны сквозь пальцы, а потом вдыхал пряный аромат ландышей, оставшийся на его коже. И целовал. Робко, чуть дыша, боясь разбудить. Целовал припудренные щёки со смешными ямочками; закрытые глаза, подкрашенные песочными тенями, ощущая подрагивание длинных ресниц; кончик носа и слегка приоткрытые губы.
А потом долго сидел на полу не в силах отдышаться. И только когда сердце переставало дрожать, Алекс мог делать вдох. Тогда окружающий мир наливался ослепительно-яркой палитрой, а воздух – фантастическими ароматами. Алекс и забыл, каким насыщенным и глубоким может быть осеннее небо; какие необыкновенные золотисто-алые наряды примеряют деревья. Как завораживающе трещат стрижи наперебой с воробьями и как вдохновенно курлычут голуби. Он забыл, какой может быть жизнь, когда рядом Ирка. Забыл, как сильно её любит и до смерти боится потерять. Забыл, что давно потерял…