Так сошлись звезды
Шрифт:
Достопочтимая Зоряна еще раз ударила метлой об пол, и на площадь вышла незнакомая Ясе ведьма в темно–синем фартуке.
– Наставница Рилла, расскажите, пожалуйста, что вы увидели, когда утром зашли к своей подопечной Олике.
Ведьма промокнула кончиком фартука глаза и, вздохнув, произнесла дрожащим голосом:
– Когда я постучала в дверь, ответа не услышала. Решив, что Олика крепко спит, я заглянула в комнату. И не поверила своим глазам. Вместо красивой ведьмы на кровати лежало нечто бесформенное, покрытое гноящимися язвами. Только по ночной рубашке я поняла, что чудовище и есть моя подопечная. Когда несчастная, еще не подозревая о своем уродстве, поднялась, она с ужасом обнаружила, что ее волосы остались лежать на подушке. Отдельно от головы. Вместо чудесных локонов Олика нащупала облезлые вороньи перья. Вы бы слышали, как она кричала! – Наставница заплакала.
– Успокойтесь, наставница Рилла. Что произошло дальше? – немного выждав, спросила советница.
– Я кинулась прочь, чтобы позвать кого–нибудь на помощь, но когда вернулась, сопровождаемая ведьмаком Сеяборгом, Олики в комнате уже не было. Сначала мы растерялись, не зная, где ее искать, но, услышав душераздирающий крик, поняли, что она в бане. – Наставница поднесла к носу край фартука и высморкалась в него. – Но кричала не она. Олика не могла кричать. Она больше ничего не могла. Она висела на простыне, зацепленной за крюк, на котором обычно подвешивают лампу с благовониями. А возле зеркала, которое разбила несчастная, увидев свое отражение, билась в плаче одна из ведьм, живущих на третьем уровне.
– Спасибо, наставница Рилла, идите, отдыхайте, вас еще ждут похороны погибшей ученицы.
Яся заметила, как расстроенная женщина обняла Чупрая, встретившего ее у клеток, и снова заплакала, уткнувшись в его плечо.
Достопочтимая Зоряна опять стукнула метлой, и на площадь вышла та, которую Стеша называла «ведьмой в панталонах». Ее трудно было узнать. Вместо шестнадцатилетней красавицы у клеток появилась сгорбленная старуха, чьи щеки бороздили кровавые царапины, как будто бы она сама себя драла ногтями. Коса расплелась и нечесаной паклей висела за поникшими плечами, юбка мешком путалась под ногами, отчего ведьма время от времени наступала на собственный подол и спотыкалась.
– На колени! – крикнула советница, и ураганная ведьма упала на каменный пол, покорно опустив голову.
– Расскажи нам, Пава, что ты и пять твоих подруг делали этой ночью в бане?
– Мы не хотели, чтобы Олика погибла, – торопливо начала ведьма. – Нет, не хотели!
– Громче! – приказала Зоряна. Яся больше не видела в ней пухленькую, миловидную женщину. Над Павой стояла сама Смерть. Ее рыжие волосы, прежде окружающие лицо мягкой шапкой, больше не блестели в солнечных лучах, передаваемых сотнями зеркал. На них будто бы лег пепел, обесцветив заодно и лицо, превратив его в зловещую маску.
– Олика с первого дня, как появилась в замке, не подпускала меня к Радмиру. А ведь я любила его. Мне не оставалось ничего другого, как навести на нее порчу. Пусть бы занималась собой, а его оставила в покое. Но заговор не должен был превратить ее в чудовище! – Пава подняла голову, ища сочувствия в глазах советницы, ставших от гнева бесцветными. – Если бы мы сами закончили обряд, Олика покрылась бы зеленой сыпью, а ее вьющиеся локоны распрямились бы и стали жесткими, как куриное перо. Через неделю порча сама бы слетела с нее. Не мы виноваты, что Олика стала чудовищем. Это ведьмочки со второго уровня погубили Олику! Зачем они вмешались, зачем?
Зоряна, чтобы прервать поток обвинений, ткнула Паву метлой. Та упала к ногам советницы и больше не произнесла ни слова, но по тому, как вздрагивали ее плечи, Яся поняла, что ведьма беззвучно плачет.
Яся поискала глазами Радмира, ей казалось, что он должен находиться в зверинце, где судят влюбленных в него ведьм, но, наверное, лорд Тореш рассудил по–другому: племянника не было ни среди наставников, ни рядом с Праскевой.
Как все–таки хорошо, что они с подругами поклялись обходить стороной Радмира, от этой любви одни беды!
Вдруг по рядам опять пролетел шепоток, и Яся увидела его причину – в проходе между клетками шли две невысокие ведьмочки. Она не удержала крика боли, когда узнала в них своих подруг.
Растерянные, заплаканные, стояли девочки в центре ярко освещенной площади и, как два брошенных щенка, жались друг к другу.
Яся соскочила со своего места и кинулась к клеткам, но Чупрай успел ее перехватить. Он прижал ведьмочку к себе, мешая присоединиться к подругам.
– Я была с ними! Пустите меня к ним! – кричала она, вырываясь.
Всего лишь раз посмотрела достопочтимая Зоряна на ту, что посмела ей помешать, и крики Яси немедленно прекратились. Не страх остановил рыдания девочки – ее язык онемел, а шею перехватил удушающий обруч магии.
С трудом втягивая воздух, почти ничего не видя из–за слез, Яся пропустила, что Зоряне отвечали подруги и куда они делись после допроса. Ведьмочка поняла, что все закончилось, когда ее перестали удерживать руки Чупрая. Дышать вдруг стало легче, а язык снова слушался свою хозяйку. Но Яся молчала как рыба. Урока хватило, чтобы все внимание отдать тому, что происходит на площади.
Над лежащей неподвижно Павой стояла Зоряна. Ничего в ней не осталось от той милой рыжеволосой толстушки, которая час назад появилась в зверинце: широко открытые глаза заволокло черной пеленой, а голос стал низким. Не знай Яся, что перед ней стоит советница, решила бы, что говорит лорд Тореш.
– Познай смерть! Ответь смерти! Прими смерть!
Ведьма трижды стукнула метлой об пол и не спеша покинула площадь. Яся проводила ее взглядом и заметила, как у советницы вдруг подкосились ноги, и ее подхватила Праскева, вместе с Зоряной опускаясь на каменный пол. Так они и сидели, обнявшись, пока на площади разворачивалась битва Павы со смертью.
Какая–то неведомая сила подняла Паву с пола. Яся однажды видела в балагане кукол, которых артисты дергали за веревочки, и сейчас ведьма стала похожа на одну из таких марионеток, болтающихся на крюке кибитки: парящее в воздухе тело, висящие, словно плети, руки, опущенная на грудь голова, бледное лицо закрыто длинными нечесаными волосами.
Скрип решетки, поднимаемой в одной из клеток, звучал так громко и мерзко, что зрителям пришлось закрыть уши руками. Ведьму же противный скрежет вывел из оцепенения. Она вздрогнула, медленно подняла голову и открыла глаза. На лице Павы появилась зловещая улыбка, от которой у Яси по спине пробежал мороз, холодной рукой сдавив сердце.