Такая большая любовь
Шрифт:
— В самом деле, это было бы чудовищно, — сказала Минни задумчиво, хотя трудно было догадаться, что она под этим понимает.
Лояльность графини де Мондес выбирала весьма непредвиденные пути.
VIII
После своего обеда на Аллее Мари-Франсуаза жила в состоянии экзальтации. Трогательнее всего было то, что она не скрывала своего восторга. Послушать ее, так особняк Мондесов был последним бастионом аристократической мысли, а Мондесы — самыми замечательными людьми, которых она когда-либо встречала. В доме, обставленном целиком «по-средневековому», — сплошь музейные коллекции. Лулу де Мондес живет
Казалось, что за время одной трапезы Мари-Франсуаза узнала больше, чем за девятнадцать лет буржуазного воспитания в лоне своей семьи на Райской улице.
«У Мондесов салфетки сложены не так… У Мондесов кофе пьют в столовой… У Мондесов…»
Г-ну Аснаису это начало надоедать.
— Ну, если у этих Мондесов все так потрясающе, отправляйся к ним жить, дочка!
— Э… вообще-то… Вот именно…
И Мари-Франсуаза торопила мать с приглашением Лулу. Это было бы минимальной данью вежливости. Но Мари-Франсуаза надеялась, что обед состоится в ресторане.
— Конечно, мы это сделаем, но не будем подавать виду, будто торопимся, — отвечала госпожа Аснаис.
А мисс Нелл умиленно качала головой.
Вместе с тем в поведении Мари-Франсуазы произошло несколько изменений. Ей показалось необходимым ходить к мессе в воскресенье утром, чем она пренебрегала примерно со времени своей конфирмации. Кино перестало ее интересовать; теперь она проводила свои дни в муниципальной библиотеке, склонившись над томами in-quarto «Сокровищ церквей Прованса».
— Наверное, готовите диссертацию, мадемуазель? — спрашивал ее библиотекарь. — Эту книгу нечасто берут.
Так что, когда в конце утра у Аснаисов зазвонил телефон и графиня де Мондес пригласила Мари-Франсуазу выпить с ней чаю сегодня же, в «Кастельмуро», девушка принялась танцевать одна по квартире. Больше никаких сомнений: это необходимая, решительная встреча будущей свекрови и будущей невестки перед официальным сватовством.
— Все это очень мило, очень мило, — пробурчал толстогубый господин Аснаис, — но мне надо серьезно поговорить с этим молодым человеком. И предупреждаю тебя, что тщательно изучу брачный договор.
В сущности, он был изрядно польщен, что его дочь (его, чей дед собирал оливки) столь живо востребована людьми, которые, если верить Мари-Франсуазе, за шесть веков потеряли привычку нагибаться, чтобы застегнуть свои башмаки.
Мари-Франсуаза вновь позаимствовала у матери нитку мелкого жемчуга и вновь приколола безобразную божью коровку мисс Нелл. Ее лицо сияло уверенностью. Радость распирала ей щеки. Казалось, она дышит на всю улицу.
IX
Прибытие в «Кастельмуро» прекрасной графини де Мондес в очередной шляпе, как у берсальера, всегда вызывало некоторое волнение у сестер Каде, управлявших этой элегантной кондитерской. Одна из барышень — та, что постарше, — почувствовала себя обязанной выйти из-за стойки и переместить свои округлости к столику, где только что расположилась именитая посетительница.
Мадемуазель Каде учтиво поздоровалась, справилась о самочувствии господина графа, о трудах каноника, о бодрости мадемуазель Эме, потом вернулась к кассе, откуда двадцать лет наблюдала за движениями приличного марсельского общества.
Одетые как дамы-благотворительницы, барышни Каде оживляли свои черные платья несколькими стеклянными украшениями, которые выглядели карамелью и леденцами, да и все в них — розовые не по возрасту лица, позы, как на коробках конфет, сама их манера изъясняться — казалось обсахаренным.
Каждый день после пяти часов любопытство большой провинции, женская праздность, детское обжорство сосредоточивались в «Кастельмуро», между панелями в стиле Людовика Шестнадцатого и гирляндами из искусственного мрамора. Зеркала отражали хождения взад-вперед и помогали посетительницам подглядывать друг за другом, не проявляя невежливости. Разговоры тут были сдержанными. Меж столиками сновал, подавая сиропообразные напитки, опытный персонал. Поминутно какая-нибудь из женщин вставала и с тарелкой в руке направлялась к серванту на витых ножках, где громоздились сладости. Словно курица к кормушке. Она кудахтала там мгновение, здоровалась по кругу, потом возвращалась, нагруженная, клохчущая и довольная.
Мари-Франсуаза пикировала прямо на одноногий столик, откуда графиня де Мондес, сидящая с соломинкой во рту над кофе по-льежски, помахала ей рукой.
— Эта малышка Аснаис свежа, как пышечка, — шепнула старшая из Каде.
— Неспроста это чаепитие с графиней, у нас, — ответила младшая. — Наверняка за всем этим свадьба, чему я не удивлюсь.
— Надеюсь, сделаем буфет.
Мари-Франсуаза представила Минни свои смущенные извинения.
— Не думала, что опоздаю.
— Вы вовсе не опоздали, мое дорогое дитя. Это я всегда прихожу раньше срока.
Сначала беседа крутилась около моды. Графиня категорично высказалась за туфли с круглыми носками, отвергнув острые:
— Это надо оставить горничным.
Поскольку на Мари-Франсуазе были как раз остроносые туфельки, она убрала ноги под стул.
Что касается ногтей, то «женщинам мало-мальски светским» подобало наносить только бесцветный лак. И Мари-Франсуаза спрятала пальчики под края блюдца.
Потом графиня внезапно начала свою атаку.
— Я не могла не заметить, мое дорогое дитя, что вы питаете некоторый интерес к моему сыну, а с другой стороны, что он сам очень вами увлечен.
Мари-Франсуаза покраснела. Если бы место больше к этому располагало, она бросилась бы на шею госпоже де Мондес.
«Ну вот, Лулу поручил своей матери сказать мне то, что не осмеливался объявить сам», — подумала она.
— Только, дитя мое, мужчины есть мужчины, — продолжила графиня, отметив свою фразу глубоким вздохом. — Есть вещи, о которых я должна вас уведомить. Полагаю, это мой долг.
Ах, с каким тактом графиня де Мондес взялась исполнить этот долг! Какую деликатность приложила, чтобы раскрыть глаза невинной девушке! Какой героизм ей понадобился, чтобы поведать Мари-Франсуазе о драме, потрясшей семейство Мондесов, и как бы ей хотелось сохранить втайне этот стыд! Какая крестная мука для матери быть вынужденной к такому признанию! Но, по совести, могла ли она смолчать? Она испытывает слишком большое уважение к Мари-Франсуазе, а потому не вправе допустить, чтобы та увязала в безысходных иллюзиях. Ей бы не хотелось, чтобы Мари-Франсуаза из-за того, что не была предупреждена, оказалась в нелепой или скандальной ситуации. Она чувствует себя морально обязанной… Да, у Лулу будет ребенок… Да, от кухарки. Мари-Франсуаза ее видела, когда та подавала на стол… Минутная ошибка, но из тех — увы! — что губят целую жизнь. Минни надеялась, что Мари-Франсуаза сумеет уважить оказанное ей доверие и сохранит полнейшее молчание…