Такая разная любовь
Шрифт:
Она услышала, как хлопнула входная дверь. В фойе послышались шаги, шаги Роберта. К горлу подступила дурнота.
— А, — проговорил он, появившись в дверях. — Ты уже вернулась.
Он был бледен, говорил неуверенно, почти робко.
— Да, насколько мне известно, я все еще живу здесь.
Роберт продолжал стоять на пороге, не решаясь войти, словно чувствовал, что ей этого не хочется.
— Как на водах?
Она опустила ноги на пол и выпрямилась.
— Роберт, нам нужно поговорить.
— Я знаю.
Он по-прежнему не двигался
— Ну ты войдешь наконец или нет? Я не собираюсь кричать через всю комнату.
— Ты хочешь поговорить прямо сейчас?
— А когда еще? Через месяц? Через год?
Роберт медленно вошел в библиотеку. Он не отличался ни высоким ростом, ни крупным телосложением, но был крепок, мускулист, а темные волосы и еще более темные глаза придавали ему неприрученный, почти дикий вид, который плохо вязался с белым лабораторным халатом, в котором он ходил у себя на работе. «Он красив, — напомнила себе Алисса. — Никому и в голову не придет, что он гей».
Роберт поставил кейс на стол и сел, словно в своем кабинете в Центре инфекционных болезней, нацепив на себя привычную маску доктора, за которой хотел скрыть свои чувства.
— Тяжело, — проговорил он.
Эта фраза не требовала со стороны Алиссы каких-либо комментариев.
— Ты хочешь развода? — спросил он.
— Нет, — ответила Алисса.
«Пока нет, — едва не добавила она. — Пока я не буду убеждена в том, что мне удастся найти тот выход из ситуации, который меня в наибольшей степени устраивает. Я не хочу, чтобы мне в спину цокали языками и приговаривали: бедняжка Алисса, ах, бедняжка Алисса».
— Хорошо, — сказал он. — Мне тоже не хотелось бы выносить все это на суд публики.
Она пораженно уставилась на него. Так он, выходит, еще имеет наглость защищаться!
— Что? Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать?
— Если я причинил тебе всем этим боль, прости, Алисса. Мои страдания длятся уже не первый год. И настолько тяжело было таиться… Я с удовольствием раскрылся бы перед тобой уже давно. — В голосе его послышалась печаль. — Чтобы наконец освободиться.
Алиссе стало его почти жалко, но она отогнала от себя это чувство:
— Освободиться от меня?
— Нет. Освободиться в смысле… иметь возможность быть самим собой.
Она рассеянно взбила волосы, потом коснулась указательным пальцем уголка рта.
— Тебе пришлось бы бросить медицину. Кто пойдет на прием к врачу, зная, что тот гомосексуалист?
— У меня СПИД-пациенты, Алисса, отчаявшиеся люди. Они пошли бы на прием к кому угодно.
— А я-то думала, что ты всерьез ищешь панацею. Может, ты нарочно затягиваешь этот процесс, чтобы продолжать получать субсидии?
— Алисса, зачем ты так? Ты же меня знаешь.
— Нет, дорогой, как оказалось, я тебя совсем не знаю.
В комнате повисла пауза. Алисса жалела о том, что у нее не хватает мужества встать и уйти, оставив все это у себя за спиной. Но бросить Роберта означало расстаться с устоявшимся образом жизни и со всем, что в ней было. А она пока еще не была к этому готова. Вот когда найдется Джей… Если он, конечно, вообще найдется.
— Нам нужно думать о наших девочках, — проговорил он.
— Значит, ты полагаешь, что я о них совсем не думаю? — резко возразила она и тут же поймала себя на том, что действительно только сейчас вспомнила о дочерях.
Как отразится на них разоблачение отца как гомосексуалиста? Ляжет ли это на них несмываемым позором?.. Мишель, пожалуй, именно так к этому и отнесется. Будет рвать и метать, а потом уедет куда-нибудь в Нью-Йорк или в Лос-Анджелес, лишь бы подальше от Атланты. Но Натали? Нет, Натали — другое дело. Алисса считала, что хорошо знает свою младшую дочь, и полагала, что разоблачение отца даже как-то поднимет Натали в глазах ее друзей. Она попадет на страницы «Донахью», «Салли Джесси», сделает себе имя. Нет, Натали это будет только приветствовать.
— Я люблю их, Алисса. Я и тебя люблю.
Она сунула руку в карман и достала сигареты. Закурив, сделала первую раздраженную затяжку. Роберт поморщился.
— Любишь? Интересно, почему мне в это совсем не верится? — Он промолчал. — Но раз любишь, объясни, пожалуйста, почему тебе больше нравится засовывать свой член в грязную задницу какого-то мужика, чем в женщину, которая тебе так дорога?
Роберт молчал.
Алисса принялась внимательно разглядывать тлеющий огонек на кончике своей сигареты. Раньше она никогда не задумывалась о любовных привычках гомосексуалистов, ее это просто не волновало, так как ни с какой стороны в своей жизни она не соприкасалась с этой темой. Впрочем, она была знакома с несколькими геями из числа художников, стилистов в парикмахерских салонах… Но чтобы врач и… муж?!
— Чего ты хочешь, Роберт?
— Я хочу, чтобы мы продолжали быть семьей. Я хочу, чтобы мы были вместе.
— Чтобы за этой ширмой ты мог беспрепятственно продолжать развлекаться на стороне?
— Я тебе тоже, между прочим, не связываю руки.
— Очень тронута. Но не кажется ли тебе, дорогой, что это несколько неравноценная сделка? Хотя, впрочем, может получиться интересно. Мы с тобой будем сравнивать любовников. Длину их членов, скажем.
Во время паузы, которая последовала за этими словами, Алисса услышала, как бьется ее сердце.
— Видимо, я заслужил это, — наконец проговорил Роберт.
— Ты заслужил не только это. Ты заслуживаешь того, чтобы тебе оторвали твои яйца!
Алисса сидела на диване, курила и искренне жалела о том, что нельзя сейчас перенестись на год, а лучше на два, вперед, нельзя прокрутить это гадкое время, как магнитофонную пленку. Вот если бы это было возможно, она бы узнала, чем все закончилось, как все обернулось. Где она будет через два года? Где-нибудь в тиши и покое с Джеем? Кем она будет? Останется все той же леди-хозяйкой, «а вечера которой всем хочется попасть? Или ничего не изменится, и она будет по-прежнему жить в тоске с Робертом?