Такая разная любовь
Шрифт:
— Да, конечно. Позвоню.
Зу вышла из машины и остановилась на тротуаре, ожидая носильщика. Наконец он явился. Зу показала ему свой билет и он увез ее вещи. Она оперлась о дверцу машины и заглянула в салон.
— Ну, ладно. Поехала.
Марисоль коснулась ее руки. Зу посмотрела на ее натруженные темные пальцы с вспухшими суставами и коротко подстриженными ногтями, под которые набилась глина. Гончарное ремесло, в сущности, олицетворяло собой все, что Марисоль осталось в жизни. Плюс Зу и Скотт. В этом для нее было какое-то своего рода равновесие. Подорвать его означало убить Марисоль, но Зу должна была рискнуть.
— Зу, ты не сойдешь с ума, если я задам тебе еще один вопрос?
Зу
— Не сойду, если твой вопрос не будет связан с моим отъездом.
Марисоль отвернулась и устремила неподвижный взгляд прямо перед собой в ветровое стекло.
— Это имеет какое-то отношение к Эрику Мэтьюзу?
Зу вся похолодела. Марисоль слишком хорошо ее знала. Но в этом была какая-то несправедливость. Зу чувствовала, что это ее, личное. Она заслужила право па то, чтобы думать и поступать по-своему.
С минуту она молчала, потом выпрямилась и проговорила только:
— Я позвоню тебе завтра. Присмотри за Скоттом.
С этими словами она захлопнула дверцу и решительной, даже сердитой походкой, чувствуя при этом угрызения совести, направилась к зданию аэровокзала.
Войдя внутрь Лос-Анджелесского международного аэропорта, Зу первым делом укрылась в женской уборной и надела парик и очки. Не хватало только, чтобы ее сейчас узнал кто-нибудь из поклонников и начал задавать разные вопросы. Сейчас Зу принадлежала только самой себе. Не Скотту, не Марисоль. И уж во всяком случае не фэнам.
Задержавшись у газетного киоска, она купила номер «Ньюйоркера», затем отыскала зал, где производилась посадка на рейс, вылетающий в Миннеаполис. До Хиббинга не было свободных мест, поэтому в Миннеаполисе ей придется взять напрокат машину. А дорога там неблизкая. Но Зу надеялась, что в итоге все окупится.
Она взошла по трапу в самолет, отыскала свое место и — так никем и не узнанная — села, раскрыв журнал и заслонив им лицо. В такой позе она провела весь трехчасовой полет, отвлекшись лишь на то, чтобы вяло поковырять вилкой безвкусный завтрак и сходить разок в уборную. Она твердо решила не думать об Эрике до тех пор, пока самолет не сядет в Миннеаполисе. Вот когда она повернет на машине на север, в Хиббинг, до которого придется ехать несколько часов, тогда и станет думать о том, что она сделает и что скажет, если ей удастся разыскать его родителей, если удастся разыскать его самого…
Но когда самолет начал снижение, Зу поймала себя на том, что мысли ее невольно все больше и больше обращаются к Эрику и ничего с этим поделать нельзя. Она отложила журнал и посмотрела в иллюминатор на пасмурное небо. Ей вспомнились их отношения: как он любил ее, как она любила его. Тогда это была еще совсем юная, незрелая любовь, но им казалось, что все именно так, как и должно быть. Они были молоды, но долгое время провели вместе и хорошо знали друг друга. Семь лет. Семь лет у них была почти семья и жили они, как муж и жена. Теперь, мысленно оглядываясь на то время, Зу понимала, что первые два года были самыми лучшими. Тогда они оба ходили без работы, а питались тем, что Эрик приносил из ресторана, где помогал убирать со столов. Тогда они полагались только друг на друга и на свою любовь.
А потом Тим Данахи «открыл» Зу. Карьера ее пошла в гору, а Эрик стал все больше и больше отдаляться. В ту ночь, когда был зачат Скотт, Эрик пришел домой пьяный. И по мере того как имя Зу приобретало все большую известность, он все больше пил. Зу была захвачена растущей славой, занята по горло, у нее голова кружилась от радостных перспектив и оптимизма. В таком состоянии ей, конечно, трудно было заметить, как слабеет любовь Эрика. Ей казалось, что все это она делает ради них обоих.
Речки, улицы и дома стали увеличиваться в размерах. Наконец самолет закончил разворот и выровнялся над посадочной полосой. Услышав, как вышли шасси, Зу вдруг поняла, почему ей стало так необходимо разыскать Эрика и почему именно сейчас: она просто не могла спокойно смотреть в будущее, не разобравшись в своем прошлом. Алисса Пэйдж только озвучила то, что бродило в Зу уже многие годы. Рано или поздно, с Алиссой или без нее, Зу все равно начала бы поиски Эрика. И если не ради любви, то хоть ради мести. Ибо Зу имела право знать, почему он ее бросил. Фактически на произвол судьбы.
Бродя по зданию аэропорта в поисках самого дешевого автопроката, Зу мысленно произвела ревизию своих финансов. Она оценивала не общее положение дел — об этом было слишком больно думать, — а лишь ту наличность, которая на данный момент имелась у нее в кармане, в сумочке. На эту поездку она позволила себе выделить только шестьсот долларов. Билет на самолет туда-обратно ей удалось приобрести всего за четыреста долларов: спасибо очередной вспышке конкурентной борьбы между авиакомпаниями, которая выразилась в снижениях несколько раз подряд цен на авиабилеты. Значит, осталось еще двести долларов. Зу решила, что эти деньги пойдут у нее на машину, комнату в мотеле и еду. «Точнее, не двести, а сто девяносто семь, — тут же поправила она себя. — Три доллара я отдала носильщику».
Зу так долго была оторвана от реальной жизни, что даже не знала, хватит ли ей этой суммы. Остановившись у окошечка, над которым было выведено «ПРОКАТ МАШИН СО СКИДКОЙ», она спросила себя, поверят ли ее поклонники в то, что их кумир вынужден считать копейки…
Уже через несколько минут Зу села за руль самой дешевой, которая только была в этом прокате, машины: четырехместная консервная банка с опускающимися стеклами и радио, работающим на частотах AM. Но цена аренды этого тарантаса на четыре дня составила всего шестьдесят девять долларов, включая страховку. Неплохо.
Она развернула карту местных дорог, выданную в прокате, завела чахоточный маломощный движок и стала выбираться из паутины подъездных к аэропорту дорог. Наконец она со страхом в сердце взяла курс на север в сторону Хиббинга, родного города прославленного фолк- и поп-исполнителя Боба Дилана, а также легенды Голливуда Зу. Интересно, что она почувствует, подъезжая к дому?
За окном сменялись пока сплошь незнакомые пейзажи. Она ехала по Тридцать пятому шоссе, и только указатели с названиями городков пробуждали время от времени в сознании неясные воспоминания: Норз-Бранч, Пайн-сити, Сандстоун… Причем Зу помнила не сами города, а именно дорожные указатели с их названиями: в детстве, дважды в год, ее семья в полном составе отправлялась в Миннеаполис за покупками и чтобы в очередной раз вдохнуть воздух цивилизации.
Зу сверилась с часами. К ночи она должна была добраться до Хиббинга.
В Клокете она задержалась, чтобы перехватить в закусочной сандвич и чашку кофе, затем повернула на Пятьдесят третье шоссе, которое должно была привести ее в Виргинию. Ей вспомнилось, как в юности она ездила в этот городок покупать себе джинсы. Светло-голубые с бурой строчкой. Эрик тогда еще сказал, что в них она выглядит очень сексуально, потому эти джинсы стали у Зу любимыми. Она взяла их с собой и в Лос-Анджелес. Вскоре она уже могла позволить себе купить новые, но продолжала упорно носить эти. Для Эрика. А когда он ее бросил, Зу выкинула джинсы вместе с его школьной фотографией, программкой для «Вестсайдской истории» и кроличьей лапкой. Она отказалась от этих прежде милых ее сердцу вещей точно так же, как Эрик отказался от нее самой.