Такое кино
Шрифт:
Света благодарно посмотрела на подругу и кивнула. И больше они не заговаривали о Максиме.
Аня вышла из дома, чтобы помочь перетаскать пакеты наверх, и когда они выгрузили все из багажника, Светка собралась ехать. На возражения Жени ответила:
– Надо мчаться кормить благоверного.
Они попрощались до следующей оказии.
– Что это с ней?
– спросила Аня.
– Влюбилась, что ли?
Женя кивнула.
Весь вечер она жила каким-то тревожным ощущением. И дело было не в Светке. Просто ныло сердце то ли на погоду, то ли от дурного предчувствия. Капая сердечные капли под встревоженным взглядом дочери, она пошутила:
– Вредно не работать! Сразу расклеиваешься.
Собирая с сушилки высохшее белье, слушала новости из телевизора, и вдруг сильная боль ударила в ее хлипкое сердце. Женя услышала:
– Сегодня в одну из московских клиник был доставлен известный режиссер Виктор Туринский. Предварительный диагноз - обширный инфаркт.
Женя, схватившись за сердце, медленно опустилась в кресло.
Предложение, от которого трудно отказаться
Ане с утра было грустно и беспокойно. Перебирая костюмы на вешалах, помогая одевать актеров, того же Антона Васильева, она мысленно раскладывала по полочкам события последних дней. Что могло вызвать тревогу и грусть?
Конечно, в первую очередь, состояние Туринского. Узнав об инфаркте, Аня решилась рассказать маме о встрече с ним на проходной "Мосфильма" и о разговоре за столиком буфета.
– Почему ты мне раньше не сказала?
– ахнула Женя.
– Ну, прости, я дура: думала, так будет лучше!
– каялась дочь.
– Ты жаловалась, что он не дает тебе жить...
– Ну да...
– Женя сидела бледная, обессиленная, и у Ани сердце дрогнуло от жалости.
– Значит, он нас считал своей семьей, а ушел потому, что ему было слишком хорошо?
Она горько усмехнулась:
– Витька, Витька, что же ты наделал с собой?
– О чем ты?
– встревожилась Аня.
– Да так!
– Мама качнула головой.
– Если человек всю жизнь лжет себе, это не проходит бесследно.
– Если бы я знала, что так будет...- начала Аня.
– Ты ни в чем не виновата, - остановила ее Женя.
– Ну, рассказала бы мне раньше, что бы изменилось? Он ведь не разводится со своей Анжелочкой, а хочет и невинность соблюсти и капитал приобрести.
– Зря ты так про Виктора Алексеевича, - не согласилась Аня.
– Он действительно тоскует по тебе, это же очевидно.
– Все пятнадцать лет?
– усмехнулась Женя, но тотчас спохватилась.
– Ой, и вправду, зря я так. За него молиться надо, а мы...
И все-таки что-то еще томило и угнетало Аню. Артем? Нет, она чувствует облегчение от того, что, наконец, вернула ему долг, пусть и с основательной задержкой. Они сидели в ресторане на Пречистенке. Ненашев пригласил Аню для "делового разговора", как он выразился. Она воспользовалась моментом и вручила ему деньги, которые задолжала в Италии. Раз уж "деловой" ужин. Заняв столик на открытой террасе, они с удовольствием озирали окрестности. Вид с крыши на город открывался просто фантастический. Храм Христа-Спасителя, Кремль... Аня засмотрелась, задумчиво куря сигарету. Артем вывел ее из оцепенения:
– Аня...
– он замолчал, а глаза его излучали зеленый свет.
Что это было? Она так и не научилась понимать его, так и не смогла читать его по глазам. Чужой. Рядом с Артемом она чувствовала себя пожилой усталой матроной, хотя моложе его на несколько лет. Всегда ровное, хорошее настроение, брызжущий оптимизм, какая-то щенячья подвижность. Так я и не разгадала загадку его глаз. А может и не хотела? Я ведь не нужна ему по большому счету, он абсолютно самодостаточен. Все время его распланировано далеко вперед и занято работой. Он с головой погружен в кинопроцесс, и только в свободные минуты вспоминает обо мне. Он неделями может ждать встречи, а если я занята, то и больше...
– Аня, хочешь поехать со мной в Париж? В ноябре?
– снова заговорил Ненашев. Это собственно и было его деловое предложение.
К ноябрю съемки сериала закончатся, подумала Аня. А кто же не хочет в Париж? Конечно, она мечтала о Париже, как всякий художник. Но... Она вспомнила Италию и непроходимую тоску от постоянного насилия над собой. Артем нравился, но он был чужой. И я с ним не я, а вредная старая грымза. Ненавижу себя такой...
– Я подумаю, Артем, - не сразу ответила она.
– Но думай быстрее, - предупредил он.
– Не меньше чем за месяц надо подать документы.
Аня кивнула и отпила вина. Ей не нужно было думать. Я не поеду с ним, пусть лишусь Парижа, но не хочу больше так. Удивительный человек! Его не обескураживают мои отказы и даже не обижают, кажется.
Деньги он взял без всякого стеснения. Конечно, за полгода он ни разу не напомнил о долге, но когда Аня вернула деньги, он принял без сомнений...
– Ы-ы-ы!
– Васильев вернулся с площадки, потный, несчастный, сунулся Ане в плечо, но она отстранилась, насилу удержавшись от брезгливой гримасы.
– А-ань, выходи за меня замуж, а?
– Антон, успокойся, это у тебя стресс: тяжелая сцена, страшная, - машинально уговаривала его Аня, а сама силилась понять, что же все-таки беспокоит ее.
Васильев переоделся, отправился к буфету расслабляться. Ренат все же застукал его однажды за курением травки и под угрозой увольнения поставил ультиматум: будет "дуть", вылетает из проекта. На этот раз актер внял и теперь спасался в буфете.
Ренат все больше нравился Ане. Он, конечно, страшный ругатель, постоянно орет, легко увольняет проштрафившихся (режиссера, кстати, тоже прогнал, сам взялся снимать), но дело горит в его руках. Он профессионал высокого класса, знает о кино абсолютно все, попробовал себя во всех ипостасях: каскадером, постанцом, актером, режиссером. Начинал с самых азов, работал с мастерами, учился всему на практике, так как образование у него совсем не киношное. И чувством юмора не обделен.
Вчера, к примеру. В кадре - кипящий кулер. Ренат дает команду:
– Грим-костюм поправили!
Конечно, костюмеры и гримеры вскинулись, поспешили исполнить, и не сразу дошло: кому поправлять, кулеру? Это Ренат так шутит.
– Ань, смотри, что пишут!
– Костюмер Оля сидела на диванчике с журналом и пила кофе.
– "Для того чтобы хорошо выглядеть, женщина должна есть следующие продукты: квашеную капусту, авокадо, киви, шампиньоны, твердый сыр, устрицы, пшено и грецкие орехи". Это что, все полезно?