Такое кино
Шрифт:
Артем осторожно поставил у стенки завернутую в бумагу картину.
– Спасибо, я спешу.
Тим кивнул и вернулся на кухню. Ненашев внимательно взглянул в глаза Ане.
– Это он?
– спросил тихо, почти одними губами.
– Да, - тоже едва выговорила она.
Артем сверкнул глазами, и что это значило, Аня не поняла. Он будто спохватился, притянул ее к себе и легонько поцеловал в губы. Затем стремительно вышел. Аня заперла дверь, взглянула на картину и унесла ее в свою комнату. Букет лилий тоже захватила с собой. Они пахнут одурманивающее, на ночь надо будет вынести...
Когда она вышла на кухню, Тим был погружен в книгу, а кофе, налитый в ее чашку, остыл.
– Я просила Артема привезти картину для выставки, - сказала она зачем-то.
Тим кивнул, не отрываясь от книги. Она пила невкусный остывший кофе и курила.
– Ты сердишься?
– спросила она.
– Вовсе нет, на что?
– тотчас ответил Тим, не поднимая глаз.
– Тогда почему ты молчишь?
– Я читаю.
– Я же чувствую, что ты недоволен.
Тим, наконец, посмотрел на нее, и глаза его были стального цвета.
– Аня, ты абсолютно свободный человек, я тебе это уже говорил. И твоя жизнь - это твоя жизнь. Почему ты оправдываешься?
Она пожала плечами и снова спросила:
– Но тебе неприятно?
– Разреши мне удержаться от комментариев.
Аня умолкла, пережидая. Она понимала, что Тиму при всем его спокойствии, наверное, непросто принять происходящее. Если бы знать, о чем он думает. Невольно она засмотрелась на Тима.
Какой же он красивый! Нет, не слащавой красотой модели с обложки, а настоящей мужской красотой. Ей нравилось, что брутальность не мешала ему заботиться не только о мышцах, но и о внешности.
Если мы, женщины, стараемся достичь идеала, который диктует время, претерпевая порою немыслимые муки во имя красоты, то и мужчины должны, наверное, соответствовать сегодняшним требованиям. Ходить в спортзал Тима вынуждала профессия или одна из профессий, а заботиться о коже, о волосах, то есть, "думать о красе ногтей" - его врожденный дендизм.
Еще мне нравится, что он не носится со своей болезнью, не жалуется, не ноет. Он живет полноценно, и даже меня заставил забыть о своем недуге.
Конечно, где-то в глубине души она все время помнила о его болезни, но это никак не отражалось на их жизни, их взаимоотношениях. Может быть, это эгоизм? Или самозащита?..
Молчание затягивалось. Аня курила и все не уходила к себе. Тим усердно читал. Зазвонил телефон, лежавший на столе возле него. Тим взял его и ушел в свою комнату, бросив коротко:
– Извини.
Он всегда уходил говорить по телефону в другую комнату, считая неприличным разговаривать в ее присутствии, однако на этот раз Ане сделалось неуютно, показалось, что он сбежал от нее. Она никогда не ревновала, а тут вдруг представилось, что Тиму звонит женщина. Непременно женщина! Она едва удержалась, чтобы не пойти подслушать под дверью.
Что это я? Ведь знаю, что есть у Тима знакомые женщины, коллеги, да мало ли кто. Скорее всего, и на Мальте он не жил монахом, не обязан был хранить верность девушке, с которой расстался. Но... Нет, не надо. Кажется, я прирастаю к нему. Не хочу боли, не хочу больше отчаяния и тоски. Не хочу его терять!..
Аня поскреблась в его дверь и услышала:
– Входи.
Тим сидел в кресле, держа в руке мобильник, но разговор уже был завершен. Аня приблизилась к нему, забралась на колени и прильнула к груди. Тим обнял ее и прижал к себе. Глаза его сделались синими. Они ни слова не сказали друг другу, но теплота и нежность снова объединили их.
За окном лил дождь, а в их квартире бродил призрак семейного счастья. В сущности, я самая обыкновенная женщина, и мне нужно то же, что и всем. Как приятно быть слабой, податливой, нежной. Я ведь такая и есть: неуверенная в себе, беззащитная, только обросла толстой кожей и колючками, чтобы ни у кого не возникало желания обидеть. В этих теплых объятьях я как новорожденный младенец на руках у матери. Только не отпускай меня, Тим...
Ночная тревога
Утром они услышали, как кто-то подъехал к их дому и остановился у калитки. Окно в комнату Жени выходило на другую сторону, а чтобы спуститься вниз и посмотреть, кто же приехал, нужно было умыться, одеться, привести себя в порядок. Она прислушалась. Туринский вышел из комнаты и спустился по лестнице. Женя юркнула в ванную.
Пока умывалась и подкрашивалась второпях, все боялась услышать крики Анжелочки или что-то в этом роде. Одевшись в комнате, она спустилась вниз. Туринский только что вернулся с улицы и вид имел озадаченный.
– Кто приехал?
– не утерпев, спросила Мордвинова.
– Никто, - пожал плечами Виктор Алексеевич.
– А мне показалось, я слышала звук мотора...
– растерялась Женя.
– Тебе не показалось, -Туринский взялся ставить чайник.
– Кто-то пригнал мою машину и оставил у калитки.
– Ну и дела!
– только и вымолвила Мордвинова.
Пока завтракали, вслух размышляли, кто бы мог это сделать и что все это значит. Ничего хорошего не ожидали от этой странной акции. Конечно, Туринскому нужна была машина. Дела требовали его появления в городе, далеко не все решалось по телефону. Однако машину могли пригнать только по приказу Анжелочки. Каковы мотивы ее поступка? Что еще замыслила неуемная звезда?
Довольно того, что она наняла адвоката и затеяла судебный процесс. Туринский нервничал, Мысленно он прощался со своим детищем - небольшой киностудией, на которой делал фильмы и организовывал фестивали в российских городах, устраивал крупные театрализованные праздники. С московской квартирой все было понятно и так: после развода не видать ее Туринскому как своих ушей: Виктор не собирался воевать с женой и требовать обмена. Однако больше всего душа болела за этот дом. И хотя никак по закону Анжелочка не могла его оттяпать, беспокойство терзало больного режиссера и скверно сказывалось на его самочувствии.