Такое кино
Шрифт:
Женя пыталась его успокоить, прошерстила Семейный кодекс, проконсультировалась со Светкиным юристом.
– Она только грозится, давит на тебя!
– горячо убеждала режиссера.
– Ни квартиру, ни студию целиком она не может забрать!
– Да плевать на все! Пусть забирает, если ей нужно. Вот только этот дом...
– бормотал Туринский.
– Это наш с тобой дом!
Женя опять говорила о законе, о семейном праве, но сама тоже порой думала: кто их знает, нынешних адвокатов...
– Но зачем она вернула машину? Где логика?
– удивлялась Мордвинова, моя тарелки после завтрака и составляя их в шкафчик.
Виктор Алексеевич задумчиво листал рукопись сценария и ответил не сразу:
– Думаю, она ждет, что завтра я приеду на суд.
– Завтра суд?
– ахнула Женя.
– Ну да. Анжела прислала эсэмэску.
Мордвинова взволновалась. Можно ли Туринскому с его больным сердцем присутствовать на суде? Пусть он немного окреп в последние недели, но стресс противопоказан ему в любом случае.
– Ладно, хватит прохлаждаться!
– стряхнул с себя задумчивость режиссер.
– Давай работать!
Они устроились в его кабинете, правили рукопись, дописывали фрагменты, спорили и приходили к общему решению. После немудреного обеда отдыхали каждый у себя, читали. К вечеру, как всегда, пошли прогуляться по лесу.
– Надо бы завести машину за ворота, - сказала Женя.
Туринский отмахнулся:
– Потом!
Он только вынул ключи, торчавшие из замка зажигания.
После ужина они посмотрели в гостиной французский фильм и разошлись по своим комнатам. Женя забралась в ванну с книжкой, а когда вышла, снова услышала шум мотора. Что это такое? Должно быть, Туринский все же надумал поставить машину на участок.
Мордвинова влезла в свою красную пижаму, набросила на плечи платок и вышла из комнаты. Постояла, прислушиваясь, возле спальни Виктора Алексеевича. Там было тихо и темно. Стараясь не шуметь, она спустилась вниз. Не стала включать свет, сразу двинулась к входной двери. Та оказалась не запертой. Выйдя на крыльцо, Женя увидела, что машины нет ни на участке, ни за калиткой. Исчезла! Не хотелось думать худшее, но она тотчас поднялась наверх и толкнулась в комнату Туринского. Его постель была пуста.
Уехал. Уехал... К ней поехал, это ясно. Господи, как я могла предположить, что этот вечный бабник предпочтет меня молоденькой жене? Как я могла в это поверить? Где были мой трезвый ум и многовековая мудрость? Накануне развода он убежал к ней! Едва оправился от болезни, как тотчас и бежал...
Мордвинова поплелась в свою комнату. Она присела на край кровати, подкошенная неожиданной болью. Потом свернулась в клубок, затихла, баюкая ноющую душу. А как же наш фильм? Наш сценарий о трагедии гения? Обман? Все обман... Хотелось подняться, позвонить Ане, поплакать. Слезы стояли где-то в горле, но только жгли, не проливаясь. Неужели снова предательство? Какая я молодец, что не вышла за пределы роли сиделки! Как была бы унижена теперь, когда он решил вернуться к Анжелочке!
А может быть, я сама предаю его, думая о нем плохо? С чего я взяла, что Туринский сбежал? Возможно, он решил поговорить с женой мирно, пока они не встали по разные стороны барьера? Это больше на него похоже. А что, если ему сделалось плохо? Тогда почему не постучал ко мне, не попросил помощи? Нет, это все бред. В конце концов, есть телефон, Почему он не позвонил хотя бы с дороги? Или сейчас, когда я не нахожу себе места?
Нет, уехал тайком, не предупредив меня! Это конец. Надо встать и собрать вещи. Уехать, как только он вернется. А если не вернется? Тогда пойду к соседу, писателю Татищеву, попрошу подбросить до станции...
Куда же я поеду? Там Аня живет с Тимофеем, я все им испорчу... Господи, и деваться-то некуда!? И все-таки надо уезжать. Надо... Завтра соберу чемодан, все свое шмотье и уеду. Все решив, Женя, наконец, забылась в тревожном сне. Ее разбудил телефонный звонок. Ничего не понимая со сна, она нажала кнопку и услышала ставший таким родным за последние недели голос:
– Женька, прости, что разбудил! Завтра приеду к обеду, все расскажу! Не сердись, ладно?
– и он отключился, не дожидаясь ответа.
И потом Женя долго не могла заснуть, все думала, думала. Хорошо что позвонил: по крайней мере, я знаю, что с ним все в порядке. Однако зачем уехал и куда не сказал и определенно не собирался говорить. Верно, рядом была она, Анжелочка... Что же делать? Собирать вещи или нет?
Решив, что утро вечера мудренее, Мордвинова спустилась в гостиную, выбрала какую-то мелодраму и, свернувшись на диване под пледом, стала смотреть фильм. Только под утро незаметно для себя уснула.
Проснулась от того, что от неудобного положения ныла шея и затекла нога. Женя с трудом поднялась, сразу взялась за мобильник. Звонков не было, а часы показывали одиннадцать утра. Наверное, суд в самом разгаре, тревожно подумала Мордвинова и ехидно добавила про себя: если, конечно, он вообще состоялся. Собирать чемодан или подождать до обеда?
Поднявшись наверх, она приняла душ, переоделась и достала-таки свой чемодан. Долго смотрела на него, потом решила, что сначала надо приготовить обед. Приедет голодный Туринский, а есть нечего. И время пойдет быстрее: просто больше нет сил сидеть и ждать!
Она занялась приготовлением грибного супа и овощного рагу, увлеклась и забыла о чемодане, который так и остался лежать раскрытым на полу ее спальни. Когда услышала шум мотора, заметалась по дому.
– Надо успокоиться и сделать вид, что ничего не произошло, - вслух произнесла Женя, когда едва не опрокинула на себя горячий чайник. Руки ходили ходуном. Ей стало страшно. Вот сейчас он войдет вместе с Анжелочкой и скажет, скажет...
– Ты почему меня не встречаешь, Женька?
– услышала она бодрый голос Туринского и выскочила на крыльцо.
Он шел от калитки в распахнутой куртке, волосы его трепал ветерок, а на лице сияла счастливая улыбка.
– Все хорошо?
– только и спросила Женя.
– Да, все хорошо. Мы с ней договорились обо всем. Дом наш.
Женя припала к его груди и заплакала. Нервы окончательно сдали.
– Ты чего опять ревешь?
– удивился Туринский.
– Все хорошо, говорю тебе. Даже студию делить не стали...