Такова спортивная жизнь
Шрифт:
— Я огрею тебя по башке, Арт, если ты его не отпустишь! — сказал он.
Я только крепче сжал Мориса, и тут что-то обрушилось на мои плечи, и руки у меня сразу онемели. Я разжал их и лег на спину, совсем оглушенный.
— А теперь лезь в лодку, Морис, и, бога ради, попробуй стать взрослым! — прикрикнул на него Фрэнк, втащил этот мешок мускулатуры на борт, подогнал лодку ко мне и подхватил меня под мышки.
— Ведете себя, как младенцы, черт бы вас подрал, — сказал он и начал грести к берегу. Мы, еле переводя дух, лежали на дне лодки. Больше Фрэнк ничего не говорил до тех пор, пока
— Вот уж компаньоны так компаньоны! — сказал он тогда и пошел к Элси и Джудит.
Через час мы все сидели в пивной на Касл-Хилл и выясняли, кто быстрее сумеет выпить пинту эля.
Мы вернулись домой, твердо решив и в следующем году поехать вместе в Скарборо. Когда я явился к себе после того, как отвез Фрэнка и его семейство в Стокли, меня уже ждал Джордж Уэйд. Он сказал мне, что Слоумер умер.
— Это случилось в воскресенье, когда я был у вас в Скарборо. Я узнал об этом сразу, как вернулся. Хотел было послать вам телеграмму, а потом решил, что лучше будет подождать вашего возвращения. Я попрошу вас с Фрэнком представлять команду завтра на похоронах.
Второй раз в жизни я видел Джорджа без его пса.
Слоумер словно вытащил затычку. Я вдруг услышал, как обсуждаю условия контрактов, заказы, детали постройки, спрашиваю служащих о выполненных договорах, о контрактах, имеющихся у нас в настоящее время. Джордж смотрел, как все это иссякает, а потом сказал:
— Разумеется, в личном плане это никак нас не касается. Ничего подобного тут не примешивается, Артур. Просто вам с Фрэнком следует проводить гроб. А потом можете не задерживаться. Ну что ж… — Он глубоко вздохнул, сел и снял свою фетровую шляпу. — Рука судьбы, можно сказать. В отношении того дела, о котором говорил Морис. Да, явная рука судьбы. Как по-вашему?
— Да, Джордж.
— Пожалуй, это один из решающих дней всей моей жизни, — сказал он многозначительно и посмотрел на меня почти умоляюще.
— Почему же?
— Ну, это уходит далеко в прошлое, Артур. К тому «Примстоуну», которого вы уже не застали. Но для меня-то наш клуб — и стадион, и те, кто им управлял, — всегда был особым мирком. Мне приятно думать, что я причастен к тому, как им управляли. Вы понимаете, что я имею в виду? Это место, за которое и я в какой-то мере ответствен. Я понимаю, что мои слова звучат несколько самодовольно. Но с самого начала и вот уже больше тридцати лет я отношусь к клубу именно так. И все это время власть над ним забирал в руки то один, то другой человек. То Уивер, то Слоумер — и снова Уивер, и снова Слоумер — постоянно грызлись и сменяли друг друга. Теперь их обоих больше нет. Один… ну, скажем, просто разочаровался, а другой умер. Можно, пожалуй, сказать, что Уивер пытался быть слишком добрым, и этим злоупотребляли, а Слоумеру не хватало физических сил. Но как бы то ни было, их обоих больше нет. И впервые клубом будет управлять комитет.
Он внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, имеет ли все это для меня значение, потом взял лежащую рядом шляпу и начал крутить ее на руке.
— Вы так говорите, Джордж, словно давно этого хотели.
— Нет. Мне кажется, никто не имеет права
— А я вот нет!
— Тут я не судья, Артур. Вы принадлежите к тем людям, которые обычно держат свои чувства под замком. Например, я так и не знаю, серьезно ли вы относились к вашему с Морисом плану.
— Это с самого начала было нереально, Джордж. Можете не беспокоиться.
— Именно такие вещи могут погубить команду, и особенно в начале сезона.
— Слоумеру следовало бы оставить ей это наследство попозже?
— Ну, Артур… — Он смотрел на меня задумчиво, не зная, как я в действительности к этому отношусь.
Но если он и хотел что-нибудь сказать, ему помешал стук в дверь, вслед за которым в комнату весело ворвался Морис. Я вдруг заметил, что за неделю отдыха он стал совсем шоколадным.
— И что же нам тут скажут? — спросил он. — Что нового?
— Ты о чем?
— В том-то и дело, — ответил он мне, а я не мог понять, что его так радует, если он уже слышал. — Вот только… Да ты слушаешь, Артур?.. Сегодня или завтра — ну в крайнем случае послезавтра — должно прийти словечко от Слоумера…
Сначала глаза, а потом рот Джорджа широко раскрылись, и он взвыл от хохота. Откинувшись на спинку кресла, он трясся, как студень. Я и сам начал улыбаться, увидев растерянное лицо Мориса.
— Простите…. что перебил… — говорил Джордж между припадками смеха. — Я не хотел. Но чтобы вы так… в довершение всего.
— Где бутылки? — сказал Морис, быстро оглядывая комнату. — Неужто ты сумел напоить Джорджа?
— Нет… право же, дело не в том, Морис, — заверил его Джордж. — Продолжайте, пожалуйста. Не обращайте на меня внимания.
— Ну, я хотел сказать… — обескураженно и с недоумением начал Морис.
— Значит, ты начал переговоры со Слоумером еще до нашего отъезда? — спросил я его.
— Я же об этом и толкую, Арт. Все устроено наилучшим образом. Ты ему, кажется, нравишься. Стоило мне упомянуть, что ты в этом участвуешь… то есть когда мы говорили по телефону, про что я тебе рассказываю… А потом я написал ему письмо… Я тебе ничего не сказал в Скарборо, потому что хотел устроить сюрприз. А когда я вернулся домой и ничего от него не нашел, то подумал, не написал ли он на твой адрес… — Морис переводил взгляд с Джорджа на меня со все возрастающей растерянностью, не сомневаясь, что его длинное бессвязное объяснение было вполне понятным и исчерпывающим.
Джордж тем временем взял себя в руки и, строго насупившись, настойчивым взглядом требовал, чтобы я сказал Морису все.
— Слоумер умер, Морис, — сказал я ему, и Джордж кивнул. — В прошлое воскресенье. Пока мы были в Скарборо.
У Мориса было два правила: никогда не показывать, что ты чувствуешь, если это связано с неприятностями, а в тех случаях, когда иного выхода нет, прятаться за улыбочку. И он бодро улыбнулся.
— В таком случае, Артур, вопрос разрешается сам собой, — сказал он. — Как твое мнение?