Такой смешной король! Повесть третья: Капкан
Шрифт:
В доме было жарко натоплено, даже мухи ожили. В Звенинога и на Сааре мух всегда в изобилии, летом житья от них нет. Ухитряются и перезимовать. А стоит только натопить посильнее и поставить на столе еду, как тут же налетят — нахлебники! Теперь им фигу показали, этим мухам, на стол ничего не дали: на хуторе уже давно не было семейных трапез. Так что напрасно озирались мухи со стены, разинув рты, единственно и оставалось им, что щекотать в ярости носы присутствующим.
Хуго с Мелиндой дома не оказалось. Манчи объяснил, что Хуго все еще ходит разбирать железную дорогу оборонного значения, которую он, Манчи, уже заканчивает
Юхан даже не выглянул из своей комнаты, где проводил все свои дни. На зов Манчи он вышел, не поздоровавшись, встал у двери комнаты, облокотись о косяк, потом уселся на пенек у плиты и начал ломать хворост, словно происходившее его не занимало. Скорее всего, так оно и было, он уже давно не свистел про землю Мулги.
Король озирался, высматривая что-то, и Манчита догадалась, кого он искал, и рассказала, что… Одним словом, Вилки не стало. Провожая на днях Манчи по Сухоместовому шоссе, она попала под машину. И надо же было такому случиться: одна-единственная машина проехала за весь день и одна-единственная собака на дороге стала ее жертвой.
Короля это сообщение потрясло. Он потерял близкого друга, можно даже сказать — воспитателя. Он был настолько подавлен, что русский капитан обратил внимание на перемену в его настроении и спросил у переводчика о причине.
— Собака у них сдохла.
Слово «сдохла» больно ударило по сердцу Короля. А капитан стал расспрашивать про Алфреда. Он не поверил, что никто не знает о месте его пребывания. Собственно, допросом это не выглядело, а как бы убеждением в надежде на нечто этакое сознательное. Капитан ссылался на семейную историю Рихардов.
— Вы посмотрите на самих себя! — восклицал словно попугай, переводчик, вторя капитану. — Сыновья служили в Красной Армии, проявляли отвагу: Манчи, Хуго, Эдгар. Есть награжденные… — Действительно, у Эдгара, как было известно, какие-то медали за брадобрейство на фронте имелись. — Мать немцами в тюрьме замучена (ведь у немцев в тюрьме могли быть только замученные), Сесси расстреляна гестаповцами. Только Алфред — заблудшая душа. Так мало ли что! С кем не бывает — образуется. Зачем скрываться!
Все согласились: да, правильно, конечно. Абсолютно все так и есть — верно. Словно в подтверждение дед с треском сломал толстую хворостину, а переводчик прихлопнул ладонью муху на столе. Но… Где Алфред, никто не знал. И это тоже было верно.
Махнув рукой (переводчик тоже махнул рукой), капитан встал из-за стола и вышел. Даже не попрощался. На него никто за это не обиделся. Также и на переводчика, который тоже ни с кем не попрощался. Что с него взять: он во всем повторяет начальство.
Короля они словно забыли взять с собой, уселись в машину и уехали. Означало ли это, что Его Величество свободен? Вероятно, так, что же другое?
Король остался на Сааре. Неуютно ему здесь, одиноко. Все живут парами, дед нелюдим. Вилки нет. Манчита предложила поесть, и он, конечно, согласился. Уже много времени прошло, как расстался с селедкой. Ему дали хлеба с маслом, молока. Короли к молоку относятся уважительно. Он ел и гадал: даст ли Манчита ему что-нибудь из еды с собой? Да, он решил идти в свое имение в лесу Смолоспуска, на хутор Вороны, а хлеба там мало осталось.
Его никто не удерживал, никого не интересовало, куда он намеревается идти. На
Глава XIV
Эдгар и Аида таскали дрова в подвал своего недостроенного дома, им помогал верзила-мужик, привезший два воза. Собственно, это уже второй воз они перетаскивали, когда подошел санитар из больницы. Не сразу дошло до сознания Эдгара, о чем примчался сообщить санитар: он говорил, что в больнице все палаты переполнены, что больные валяются в коридорах, что и там уже негде ставить кровати и даже нет их…
Эдгар недоволен, что мешают разгружать дрова. Пока снег, надо быстрее завозить да и извозчик ждет. Он с нетерпением уставился на санитара: какие коридоры, какие кровати? Ему-то, Эдгару, зачем это? А санитар продолжал объяснять, что даже на лестничных площадках больные на носилках, на полу, поскольку с кроватями плохо. И вообще в больнице царит такой бардак, что не сказать какой! Потому-то и отнесли Алфреда в подвал, где каптерка, и он тоже лежит на носилках, но матрац у него был, простыня, подушка — тоже. Даже после операции — целых сорок минут длилась — его положили здесь же в подвале на носилки, потому что про послеоперационную палату в военное время и говорить не приходится. Ничего не поделаешь! В больнице совсем нет порядка и врачей приличных мало, все поудирали в Швецию или еще куда, так что теперь в Швеции хороших врачей пруд пруди, а здесь даже приличных санитаров не осталось…
Эдгар озадаченно уставился на пришедшего: как же быть? Пригласить этого болтуна в дом или пусть тут же на улице и расскажет обо всем? Эдгар отличался исключительной экономностью…
Аида тоже была экономна. Все же она сочла неудобным так вот стоять у воза с дровами и ждать, когда санитар закончит свой рассказ. А он и не думал заканчивать, он говорил о каком-то человеке, который умер, а родственники, естественно, забрали его, хотели в гроб уложить, но тот зашевелился, оказывается, не умер, и стал ругаться. Такая сволочь неблагодарная! Алфреда же, когда привезли, уложили рядом с ведьмой, которая варила дома снадобье для привораживания и совершенно случайно опрокинула котел на свою же задницу. Обварилась, конечно…
Эдгар пристально посмотрел на Аиду. Ему почудилось, что она готова предложить санитару чашку кофе, если этот пакостный напиток из смеси черт знает чего может называться кофе. Напитка, вообще-то, не жалко, но к нему ведь полагается еще что-нибудь предложить, а как все дорого — трудно достается! В магазинах — только по продовольственным карточкам!..
Санитар же рассказывал теперь уже о том, как Алфреду снилось, что китайцы… небольшие такие китайцы бесконечно маршировали по его груди, по животу, лазали через него в течение вечности, им почему-то необходимо было, всем китайцам, перелезть через Алфреда; он пробовал их сосчитать и насчитал, что через него прошагало пятьсот тысяч китайцев, но конца им не предвиделось; пока первые сотни тысяч китайцев успевали прошагать по Алфреду, у ожидавших своей очереди родились дети, их все прибавлялось, так маршировали бы они через Алфреда бесконечно, если бы… — санитар приумолк, вздохнул и закончил: — Если бы он не умер.