Такой я видел Индию
Шрифт:
И неудача не бывает катастрофической — ресурсы касты практически неистощимы, и они сразу мобилизуются, когда одному из членов нужна помощь.
Кастовая сплоченность помогла парсам и марвари «завоевать» практически весь бизнес Индии в конце XIX — начале XX в.
Сейчас растут новые капиталисты — в Бенгалии, в Тамилнаде, в Северной Индии, повсюду. Им трудно конкурировать со старыми монополиями — у тех и капиталы, и техника, и лучшие инженерные кадры, к ним (не всегда бескорыстно) благоволят чиновники и политические деятели.
Эти новые слои буржуазии, с трудом выбивающиеся наверх, служат опорой националистических стремлений в штатах, они же поддерживают антимонополистические тенденции политики центрального правительства.
Между двумя мирами, в которых живет индиец, пет каменных стен. Если его частная жизнь испытывает влияние общественной (влияние почти неощутимое, нечто вроде слабого ветерка), то и общественная несвободна от влияния личной. Демократическая борьба, идеологические расхождения и даже капиталистическая конкуренция — все будто так же, как на Западе, и не совсем так. Вот почему политические события на Востоке, в частности в Индии, сложны для изучения. Влияние второго, подспудного, традиционного, кастового мира, о котором почти не пишут в газетах и не говорят, очень трудно учесть. А умалчивают о нем по двум причинам, каждая из которых существует тоже в разных мирах: во внешнем гражданском мире каст нет, и о них говорить неприлично и неуместно, а во внутреннем все понятно и без слов, здесь действует не столько разум, сколько инстинкт.
Англичане, завоевавшие Индию, естественно, не соблюдали кастовых правил — они ели мясо и при этом преимущественно говядину, пили виски, разговаривали с любым и у любого просили напиться, не знали индусских священных кни г. Словом, по всем показателям были неприкасаемыми. И брахманы, имевшие дело с европейцами, долгое время выполняли очистительные обряды после общения с ними.
Но англичане были правителями. Им принадлежали власть, суды, армия, деньги. И постепенно они заняли положение самой высокой касты. Спесь и презрение к туземцам только помогали им в этом: именно так должны вести себя «благородные» по кастовым понятиям. Кроме того, англичане довольно строго выполняли один кастовый завет — жениться лишь на своих.
Случалось все же, что иностранный офицер вступал в брак с индианкой, оставался после выхода в отставку жить в Индии и создавал семью, в которой господствовали обычно европейская одежда, но индийская пища, английский язык и христианство, но индийский образ жизни. В этих случаях отчетливо проявлялось, насколько близки расистские представления просвещенных англичан средневековой кастовой идеологии. Потомков англичан и индийцев, получивших официальное наименование «англо-индийцев», европейцы не приняли в свою среду. Те стали изгоями, хотя их, христиан, хорошо знавших язык и хорошо образованных, широко использовали на государственной службе в колониальном аппарате. Не приняли их к себе и индусы. Англо-индийцы стали особой «общиной», по существу замкнутой кастой, со своими обычаями, организациями и представительством в парламенте.
Произошло то, что происходило в Индии всегда, когда люди разных каст вступали в брак — дети занимали промежуточное положение или спускались ниже обоих родителей и выделялись в любом случае в особую новую группу — новую касту.
Брахманская традиция вообще объясняет многообразие каст именно смешанными браками между членами четырех изначальных каст (вари).
Положение англо-индийцев в колониальный период было неплохим. Англичане, не считая их ровней, тем не менее покровительствовали им, продвигали по службе, не давали в обиду. После 1947 г. положение их постепенно изменилось. Они теперь не любимые дети режима, а пасынки, нежелательные последствия его колониального предшественника. Их христианство, бывшее раньше охранной грамотой, теперь порождает недоверие, слишком чистый английский язык и нежелание употреблять какой-либо местный язык раздражают индийского патриота, а претензии играть политическую роль вызывают усмешку — их капля в море.
Приехав в Калькутту вторично, я зашел в знакомую англо-индийскую семью. Визит оказался прощальным. Хозяйка дома с детьми взяла билеты на пароход в Австралию (там уже устроилась ее сестра), брат, инженер по специальности, получил предложение от канадской фирмы.
— Почему вы уезжаете? — спросил я брата. — Ведь это все же родина, а ваши знания инженера обеспечивают вам хорошее место и здесь.
Он ответил пространно и зло:
— А что мне делать в этой стране? Мой родной язык — английский, у меня британский паспорт. С этой страной меня связывает только цвет кожи, но он не помогает мне на службе, где любой индус имеет больше шансов на повышение, чем я. К нам относятся с недоверием... Нет, надо бежать отсюда как можно быстрее.
Отъезд инженера, конечно, связан не только с положением англо-индийцев. В западные страны уезжают многие ученые и техники Индии, в том числе и чистокровные индусы из высших каст. Впрочем, «утечка мозгов» — проблема не специфически индийская, она встает и перед другими государствами.
Однако вернемся к кастам. Англичане пришли на Восток как завоеватели и расисты и потому не разрушили кастовую систему, более того, они укрепили ее, подхватив и развив основной ее принцип — презрение сверху вниз и преклонение снизу вверх.
Индийский образ жизни проникнут этой идеей, и, наблюдая за ее проявлениями, всегда гадаешь — что здесь от традиций кастеизма и что от британского снобизма.
Прежде всего для индийского обывателя ты не человек, а сааб — «господин» и все остальные — либо равные тебе саабы, либо слуги, низшие существа. Если ты обратишься к этим существам, как к равным, на первый раз тебя простят («сааб шутит!»), во второй не поймут и осудят, в третий же решат, что ты, наверное, вовсе не сааб, а член низшей касты, и будут относиться к тебе соответственно.
При англичанах любой европеец был саабом. Это представление так устойчиво, что окончательно не раз-Рушено до сих пор, хотя и серьезно поколеблено. Число европейцев, посещающих сейчас Индию, возросло, следовательно, возможности их оценки резко увеличились. Богатые американцы более всего соответствуют индийскому понятию сааба по чаевым, но менее всего по манерам — им недостает респектабельности и сдержанности. Когда американский посол, стремясь к популярности, начал разъезжать по делийским улицам на велосипеде, его стали презирать. Высоко котируются деловитые западные немцы — достаточно богаты, солидны.
Но есть теперь в Индии и другие европейцы — туристы с ограниченными средствами или просто хиппи, которые не только не дают чаевых, но и сами не прочь понищенствовать. Один из них — молодой парень, голый, если не считать тряпки на поясе, грязный, с пышной черной шевелюрой и обезьянкой на плече, подошел ко мне на улице Варанаси:
— Не смогли бы вы дать мне немного денег, а то я сегодня ничего не ел, и обезьянка моя голодна, а перевод из Германии задержался...
Это был студент из ФРГ, сын обеспеченных родителей, решивший на каникулах «сходить в Индию». Такие, конечно, не вызывают уважения. Не саабы!