Такой я видел Индию
Шрифт:
Это был наиболее яркий пример открытого использования религии в качестве политической силы. Вообще же она используется постоянно.
Лидеры «Джан сангх» пытаются ее догматами подкрепить каждое положение своей программы действий — от попыток «индуизировать» всех инаковерующих до призывов развивать частное предпринимательство и создать собственную атомную бомбу.
Идейный предшественник «Джан сангх», партия «Хинду махасабха» была еще более ярым сторонником всего индусского и еще более откровенно стремилась к политическому и социальному подчинению мусульман. Она наряду с мусульманскими шовинистическими организациями способствовала обострению индусско-мусульманских противоречий после второй мировой войны и тем самым внесла свой зловещий «вклад» в события, приведшие к разделу страны на два государства. Не без ее стараний раздел превратился в величайшую трагедию и сопровождался погромами и резней индусов в Пакистане и мусульман в Индии. Когда же М.К. Ганди попытался приостановить братоубийственную войну, член «Хинду махасабхи» застрелил его на одном из митингов 30 января 1948 г.
Это преступление многим открыло глаза на истинное лицо индусского религиозного движения. Правительство вынуждено было запретить деятельность «Хинду махасабхи» и не встретило сопротивления: убийство такого человека, как Ганди, оттолкнуло от партии всех истинных патриотов.
Однако время позволило забыть, что индусский коммунализм (религиозно-общинное движение) ответствен за это преступление. И уже в 1951 г. была создана партия «Джан сангх».
Она гораздо более гибка в политике и более осторожна в лозунгах. Она вовсе не призывает к физической расправе с мусульманами. Просто она предлагает мусульманам стать «индийцами». Пусть ходят в мечети, если им так нравится. Но раз они живут в Индии, пусть подчиняются «индийским обычаям» — говорят не на урду, а на хинди, не носят феску, не едят говядину. Когда все требования перечислены, оказывается, что мусульмане должны переменить полностью образ жизни, а это значит, что и религию, потому что и индуизм и ислам — не только мировоззрения, но и обряды и обычаи.
«Джан сангх» гораздо осторожнее своей предшественницы и в выборе методов действия. Лишь очень смутно в высказываниях ее лидеров выражается неудовлетворенность принципами «западной» демократической системы и едва проскальзывают намеки на то, что партия не исключает применение «других» методов помимо парламентской борьбы. Открыто она не призывает к насилию. Даже мятеж 7 ноября 1966 г. был организован так, что «Джан сангх» как партия остался в стороне, хотя его связь с событиями была очевидна.
Но в коммуналистской прессе порой слышны наглые нотки, раскрывающие истинные намерения шовинистов. Я уже приводил один «юмористический» диалог из газеты «Мазер Индия». Сейчас уместно привести другой, напечатанный в связи с двадцатой годовщиной со дня смерти М.К. Ганди:
— Кого вы считаете величайшим человеком Индии?
— Мы убили его 30 января 1948 г. После этого никто другой не посмел появиться.
Сейчас признание в причастности к убийству Ганди уже сходит с рук.
Партия, подобная «Джан сангх», конечно, может рассчитывать на определенный успех в стране. Она эксплуатирует живучие религиозные предрассудки, играет на всех неудачах правительства в области экономики и в строительстве «демократического социализма», шумно разоблачает непомерное разрастание чиновничьего аппарата и коррупцию. Она, кроме того, прекрасно использует патриотические чувства.
Плачевные результаты пограничных столкновений с Китаем в 1962 г. и неясный исход «мини-войны» с Пакистаном в 1965 г. — это главные козыри в пропаганде джансанговцев, выступающих за увеличение армии, создание собственного атомного оружия, принятие американской военной помощи. Они разжигают шовинистические чувства, пугая угрозой потери национальной независимости, требуют «твердой руки» внутри страны и твердой позиции во внешнеполитических делах.
«Джан сангх» резко осудил Ташкентскую декларацию и без устали борется против ослабления противоречий между Индией и Пакистаном. Он готов отстаивать с оружием в руках каждый «дюйм земли» священной Индии.
Этот «дюйм земли» стал навязчивой идеей националистов. В течение 1968 г. он всплывал в политической борьбе и в прессе несколько раз. Сначала велась борьба против тех «дюймов», которые правительство Индии решило уступить Пакистану в районе Качского Ранна.
Ранн, бывший морской залив, заполнившийся постепенно отложениями рек и приливов и превратившийся в соленое болото, — район южной границы между Индией и Пакистаном. В период дождей он непроходим, в сухой сезон верхняя корка подсыхает, и по ней можно даже ездить на танках.
В 1965 г. возник вопрос, как именно проходит граница. Пакистан претендовал на территории, которые в сухой сезон обычно контролировались индийскими пограничниками. Завязалась перестрелка, прекратившаяся, однако, с наступлением дождей. Война Индии с Пакистаном, начавшаяся осенью того же года, шла совсем в другом районе, в Панджабе и Кашмире. Подписание Ташкентской декларации открыло путь к нормализации отношений между двумя государствами. Они получили возможность решить свои споры путем переговоров.
Правительство Индии согласилось передать вопрос о Качском Ранне на международный арбитраж. Заключение арбитража, как всегда в подобных случаях, было компромиссным. Претензии Пакистана не были удовлетворены полностью, но Индия обязывалась передать несколько квадратных километров территории, на которую она претендовала, своему соседу. Индийское правительство, движимое стремлением улучшить отношения с Пакистаном, согласилось с этим.
И тут все националистические партии и организации подняли страшный шум, обвиняя правительство в измене национальным интересам. Их не заботило, что несколько километров никому не нужного болота не стоят того, чтобы ради них рисковать миром на полуострове.
Был организован поход видных деятелей оппозиционных партий в Ранн, была наспех сколочена «Организация жителей» этого района, якобы выражавшая решимость местного населения не расставаться с родной землей. Шумная манифестация окончилась тихим провалом. Оказалось, что местному населению это соленое болото не нужно. Участники похода побушевали и разошлись. Но лозунг «дюйма земли» не оставили.
Он снова всплыл через несколько месяцев, когда пронесся слух, что цейлонский корабль посетил без разрешения необитаемый островок, расположенный в проливе между Цейлоном и Индией, но «принадлежащий» последней. Был сделан запрос в парламенте, поднялась кампания в прессе, индийское правительство направило Цейлону ноту, получило разъяснение (корабль посетил остров с научными целями), довело разъяснение до сведения рассерженных защитников индийских территориальных интересов. И только после всего этого вопрос оказался исчерпанным.
Но ревнители «дюйма» не унимаются. Одному из них, написавшему письмо в редакцию центральной газеты, показалось, например, что Управление почты и телеграфа совершило крупную политическую ошибку, выпустив серию марок с картой Индии и не обозначив на ней Андаманские, Никобарские, Лаккадивские, Миникойские и Аминдивские острова. «Можно представить, — восклицает автор письма, — какой вред нанесли эти марки стране за двенадцать лет обращения! Иностранец, глядя на них, подумает, что эти острова не являются неотъемлемой частью Индии».