Тактика победы
Шрифт:
Брозин отозвался, что, когда гарнизон оставляет крепость по капитуляции, то играет музыка – «так сказано в уставе Петра Великого» – «А где написано в уставе Петра Великого, – возразил Милорадович, – о сдаче Москвы? Извольте велеть замолчать музыке».
Проезжая далее, видели мы везде обозы разного состояния людей, оставлявших Москву. Толпы из беднейшего класса в отчаянии теснились около Милорадовича. Он уговаривал их не оставлять город, который он сдал с тем, чтобы жителям от французов обиды не было. Последствия показали, что эти убеждения не подействовали.
Едва выехав за заставу, мы увидели вправо двух неприятельских улан. Милорадович бросился к ним в галоп, вырвавшись от адъютанта своего Юнкера, который хотел
Издали мы слышали, как он кричал уланам: «Qui commande ici?» и получил ответ: «Le gеnеral Sebastiani» [168] . Милорадович помчался далее. Уланы в изумлении пропустили его и потом нас.
168
Кто вами командует? – Генерал Себастиани. (фр.)
Вскоре мы увидели Милорадовича, подскакавшего к неприятельской группе. Это был Себастиани со свитой. Доехав до Милорадовича, мы услышали следующий разговор его с Себастиани:
«Ce ne sont plus les beaux jours de Boukarest! – вскричал Милорадович, вероятно на приветствие, которого мы слышать не могли. – Vous avez agis en traitre, – продолжал он, – Le roi de Naples a conclu avec moi une suspension d’armes jusqu’`a 7 heures du matin, et vous voil`a, qui voulez me barrer le chemin» [169] !
169
Это самые красивые дни в Бухаресте! – Ты ведешь себя как предатель. Король Неаполя повелел прекратить военные действия до 7 утра, а тут вы желаете преградить мне путь. (фр.)
Себастиани: «Le roi ne m’en a point informе, mais je connais votre loyautе, cher Miloradovitche et je vous crois sur parole» [170] .
С тем вместе Себастиани велел остановиться отряду параллельно Рязанской дороге, которую оставил свободной для прохода обозов и войск наших. Себастиани – среднего роста, худощав, смугл, бледен; черты лица не резкие, приятные; он казался лет около 50. Отряд его назначен был Мюратом в обход левого фланга нашего, и, перешед Москву-реку вброд у Воробьевых гор, готовился отрезать арьергарду отступление.
170
Король сообщил мне, и я, знаю вашу благородство, дорогой Милорадович, соглашусь с вами. (фр.)
Себастиани, Милорадович и смешавшияся их свиты поехали шагом по Рязанской дороге. В это время подъехал к нам квартирмейстерский прапорщик Перовский, находившийся при летучем отряде донского генерала Карпова. Он мне рассказывал, что отпросился у генерала своего для того, собственно, чтобы заехать в Москве в отцовский дом (т. е. графа Алексея Кирилловича Разумовского), откуда мог взять в память только кинжал, который держал в руках.
Вещь эта была драгоценная, с рукояткой, облитой каменьями. К нам подъехал польский уланский офицер и вступил в разговор с Перовским на французском языке, прося показать ему кинжал. Я остановился с ними на минуту, но потом пустился догонять Милорадовича. О Перовском более слуха не было – он исчез.
По взятии Парижа, выходя однажды из кабинета князя Волконскаго, где я ежедневно занимался, я был приветствован прекрасным молодым человеком в модном фраке. Я узнал Перовского. Он мне рассказал, что, остановившись
171
Вы мой пленник. (фр.)
Но Перовский был представлен королю не прежде, как на другое утро. На требование его быть отпущенным, король сознался, что Перовский взят в плен неправильно, но что, быв свидетелем беспорядка, который господствовал в войсках французских, он не может быть отпущен.
Перовского отправили во Францию. Он явился, как выше сказано, к Волконскому в том же чине прапорщика, в коем начал кампанию, тогда как я окончил ее в капитанском чине и получил все ордена, доступные обер-офицеру. Перовский, нынешний генерал-адъютант, впоследствии заменил себе это все с избытком. Но возвратимся к рассказу о Милорадовиче.
Когда я догнал его, я услышал следующий разговор:
Себастиани (указывая на обозы, которые в беспорядке кое-как плелись): «Avouez, que nous sommes de bonnes gens, nous aurions pu prendre tout cela» [172] .
Милорадович (возвысив голос и с важным видом указывая рукою вперед): «Vous vous trompez; cent mille hommes sont l`a, qui m’auraient vengе?» [173]
При приближении темноты он расстался с Себастиани.
172
Согласитесь, что мы хорошие люди, мы могли бы захватить все это. (фр.)
173
Вы ошибаетесь, разве там нет ста тысяч мстителей? (фр.)
На другое утро в седьмом часу поскакал он на аванпосты и там согласился со своим приятелем приостановить действия до 7 часов вечера. Но как в это время было уже совершенно темно и луна не светила, то в существе армия выиграла еще целые сутки, а всего 36 часов, в продолжение которых совершено отступление со всеми огромными обозами и парками, прикрыв вместе и спасавшихся с достоянием своим московских жителей.
И этим Россия обязана бессмертному подвигу Милорадовича. Фанфаронство, составлявшее черту в характере его, внушило ему мысль к спасению армии. Провидение употребляет иногда слабости и самые пороки людей для достижения великих целей своих. Все подробности сии касательно сдачи Москвы я сообщил Данилевскому. Кажется, он поместил их в своей истории.
На рассвете 4 сентября изготовил Милорадович рапорт князю Кутузову о положении дель в арьергарде. Я вызвался везти его. Мне становилась нестерпима временная командировка моя. Целую неделю я питался только чаем. У Милорадовича стола не было. Его наперерыв откармливали Сипягин и Потемкин. Казака при мне не было. Лошадь моя шесть суток оставалась нерасседланной; к вечеру я распущал ей только подпруги. Не знаю, кто ее кормил и поил.
Я нашел Кутузова у перевоза через Москву-реку по Рязанской дороге. Я вошел в избу его по той стороне реки. Он сидел одинокий, с поникшей головой, и казался удручен. Распросив в кратких словах о состоянии арьергарда прежде распечатания пакета, он велел мне идти к своему месту. Я понял это так, что мне должно возвратиться к его генерал-квартирмейстеру. Я это с радостью и исполнил.