Талиесин
Шрифт:
Связанного подвели к камню, где уже ждал шаман с краской. Пленник безучастно стоял, покуда тот рисовал ему на груди синие завитки. Потом его прислонили спиной к камню, между запястьями пропустили витой кожаный шнур, и бросили его на плиту. Один из сопровождавших дернул за шнур, так что руки пленника вскинулись над головой.
Тот, что был в шапке с рогами, схватил барабан и заколотил по нему резной костью — сперва медленно и ритмично, потом все быстрее и быстрее. Он запел диким голосом, а пленник забился. Барабанный бой становился все чаще, пение — все страшнее. Подошел шаман и внезапно, словно его ущипнули, подпрыгнул, развернулся, вскинул копье над головой
Кровь хлынула из раны, несчастный рванулся в сторону, но копье вновь настигло его. На этот раз оно вошло глубже и осталось в теле. Пленник дергался от боли. Когда он перестал биться, веревку отпустили. Руки его обвисли, он осел на камень, а кровь продолжала бежать на землю.
— Нет! — в ужасе вскричал Талиесин.
Умирающий с трудом шагнул вперед. Ноги его подогнулись, он рухнул на колени и еще с минуту слабо подрагивал — все под неотрывным взглядом рогатого шамана.
Он еще раз попытался встать, потом затих. Кровь, хлеставшая из жуткой раны в боку, уже начала густеть. Едва он замер, второй рогатый шаман прыгнул на тело и сорвал с него кожаную маску. Бронзовым кинжалом он отсек убитому голову и поставил на камень, откуда она таращилась в небо огромными незрячими глазами.
Рогатые зашептались. Двое других подняли тело и уложили его перед камнем. Первый шаман забрал барабан, горшок с краской и вышел из круга.
— Талиесин! — Мальчик услышал свое имя, почувствовал, как его трясут за плечо. — Талиесин!
Он обернулся и взглянул на отца. Встревоженное лицо Эльфина постепенно обретало четкость, а рогатые шаманы, их бездыханная жертва и, наконец, частокол поблекли, медленно растворяясь в воздухе.
— В чем дело, сынок? Ты стал серым, как смерть. — Эльфин крепко сжал его плечо.
Талиесин схватился за голову.
— Опусти на место, — прошептал он, потом закричал, глядя на отца огромными от ужаса глазами: — Опусти на место! Опусти камень на место!
— Хорошо, — медленно сказал Эльфин. — Мы положим его обратно. — Он выпрямился, глянул на пожелтевшие кости в открытой могиле. — Не все, что найдено, следовало найти, кое-чему лучше оставаться в забвении.
Они принялись укладывать камень, что было лишь немногим легче, чем его поднять. Все это время Талиесин ощущал давящую атмосферу поляны как враждебную силу, которая им мешает. Однако камень медленно поддавался и наконец с шумом рухнул на место своего упокоения.
Только когда плита снова легла на землю, Талиесин вздохнул свободнее.
— Дело было не в камне, — объяснил Талиесин. — Рогатый хотел, чтобы ему снова стали приносить жертвы. — Его передернуло. Он с опаской взглянул на отца. — Это было бы дурно.
Эльфин кивнул и в последний раз огляделся.
— Вот и я чую — нехорошее это место. Довольно мы тут побыли. Идем отсюда.
Они пошли назад через лес и спустя некоторое время наткнулись на ручей. День уже клонился к вечеру. Лошади сонно пощипывали травку, собаки, свернувшись, дремали у их ног, положив головы на лапы. Когда Эльфин и Талиесин, плескаясь, двинулись через ручей, гончие проснулись и вскочили с лаем.
— Придется поторопиться, чтобы засветло попасть в каер, — заметил Эльфин, усаживаясь в седло. — Видно, мы пробыли на поляне дольше, чем нам показалось. Готов?
— Готов, — отвечал Талиесин, перебарывая желание в последний раз обернуться на лес.
Они хлестнули поводьями и галопом понеслись прочь.
Глава 14
Первая дрожь пробежала по земле Келлиоса перед самым рассветом.
Харита проснулась среди ночи из-за того, что едкий сухой воздух сгустился в сплошной давящий покров. Чувствуя, что ей нечем дышать, она встала, вышла на балкон и стояла, глядя на слабо мерцающий город. Океан неустанно перекатывался по своему ложу, звезды красновато горели в сером ночном небе — и Харита поняла, что час наступил.
Она приняла это с хладнокровием, воспитанным годами выступлений на арене, и в последний раз взглянула на спящий город.
Со стороны далекой горы донеслось глухое рокотание летней грозы. «Началось, — подумала Харита. — Спи, Атлантида, пришел день твоей смерти. Прощай!».
Рокот перешел в еле заметную дрожь. В городе завыли и заскулили собаки. Они знали. Скоро узнают все.
Она надела то, что давно приготовила на этот день: простую, прочную льняную рубаху, широкий кожаный пояс и сандалии, в которых выступала на арене. Привычным движением заплела косу, подвязала белым кожаным шнурком, надела на шею любимую золотую цепь и торопливо вышла из комнаты ударить в набат — колокол, который приказала повесить посреди портика, чтобы слышал весь дворец. Последние раскаты еще замирали в воздухе, а Харита уже бежала к Аннуби.
Она вошла без стука. Аннуби сидел за столом, перед ним лежал Лиа Фаил в шкатулке из дерева гофер. Глаза прорицателя были красными от усталости.
— Началось, — сказала Харита.
Он кивнул, закрыл глаза и шепотом выговорил:
— Да.
— Так собирай вещи, идем в порт. Будем ждать Белина.
— Белин не успеет, — сказал Аннуби. — Я остаюсь здесь.
— Нет, ты мне нужен. — Тон ее не допускал возражений.
Аннуби пожал плечами, встал, в последний раз оглядел комнату и шагнул к двери.
Дрожание прекратилось, но воздух все так же давил, и в нем ощущался резкий металлический запах. Собачий вой зловещей музыкой заполнял дворец.
В главном переходе они встретили Лиле, перепуганную и взволнованную. Она держала на руках спящую Моргану и, увидев Хариту, бросилась к ней с вопросом:
— Пора?
— Да, — отвечала Харита. — Где мой отец?
— В постели, спит.
— Разбуди его и приступай к своим обязанностям.
Лиле колебалась.
— Дай мне ребенка. — С этими словами Харита забрала Моргану из ее рук. — А теперь поторапливайся.
Лиле побежала по переходу.
— Возьми Моргану, — распорядилась Харита, протягивая ребенка Аннуби.
Тот брезгливо скривился, но девочку взял. Она тут же проснулась и подняла крик.
— Жди у фургонов, — приказала Харита, и Аннуби, спотыкаясь, побрел в дрожащую ночь.
Харита проверила, как выполняется каждое ее распоряжение, уверенно и деловито переходя от одного дела к другому. Последние несколько недель вымотали ее и душевно, и физически. За это время она собрала гору припасов и инструментов, все упаковала, по возможности защищая от морской воды, заставила дворцовых служащих, как те ни возмущались, отработать составленный вместе с Лиле план эвакуации, обратила все дворцовые сокровища в наличные золото и серебро, скупила множество рыбачьих лодок, чтобы доставить людей и припасы на корабли, проследила за погрузкой в фургоны предметов первой необходимости — труд титанический, потребовавший сил, терпения и воли, которых она за собой прежде не знала. Теперь, в последние страшные минуты, она сохраняла спокойствие. Пусть мир вокруг рушится, смерть не застанет ее мечущейся в постыдной панике. Она разбудила тех, кто не проснулся сам, и велела им приступать к намеченным прежде делам.