Талисман «Паучья лапка»
Шрифт:
— Ты куда тела дел?
Гаврила смотрел не понимающе. Избор, удивляясь скромности товарища, пояснил.
— Где трупы? Тут крови человек на шесть.
— Это как резать — со знанием дела ответил Гаврила — иного зарежешь, а крови будет, как у девки после свадьбы.
Избор покосился на княжну и понизив голос сказал.
— Тут-то крови на тысячу девственниц будет. Так где трупы-то?
— Все тут — откликнулся Гаврила. — Он один и был. Размазало его так.
Избор укоризненно покачал головой. Говорить было нечего. Гаврила чувствовал себя очень не уютно, и смущенно баюкал правую руку. Только сейчас Избор понял, какой страшный человек Гаврила Масленников.
— Ладно. Хорошо, что не промахнулся и не развалил этот курятник. Поднимай хозяина. Мы уходим.
— Куда?
— Уходим из города. Они дважды находили ее, значит найдут и в третий раз.
Гаврила с сомнением посмотрел на бездыханную княжну.
— Ей своими ногами не дойти.
— Жить захочет — дойдет.
Он вспомнил Ханукку.
— Добром не пойдет — плетью погоню. Главное придумать, как из города выйти…
Избор стиснул рукоять меча. Оставаться на месте значило погибнуть. Остроголовые теперь знали где они, знали сколько их. Прятаться в городе было немыслимо. Нужно было уходить из него.
За окном начинался день, скрипели телеги. Городской шум прогонял безмолвное торжество ночи. Откуда-то издали донеслась песня. Лицо Избора осветилось счастливой мыслью. Он водил рукой по щетине, щурил глаза, но молчал.
— Ты что задумал?
— Есть добрая мысль. Уйдем из города как калики перехожие. А впереди пустим настоящего дурака. Такого, которого в городе знают. Может, повезет? Дуракам, говорят, счастье. Так что хотя бы один на этот случай нам всегда пригодится.
Гаврила не понял, шутит Избор или нет. Он переступил ноги на ногу. Пол под ним поскрипывал, словно тоже был в недоумении.
— Ты знаешь, я посмеяться люблю, только вот не всегда понимаю когда это нужно делать.
— Я серьезно. Нет у нас другого выхода. Купим сейчас у хозяина тряпья поплоше, мешки…
Все еще не решаясь поверить в такое безрассудство он переспросил.
— И это ты называешь доброй мыслью? Это же бред. Стражники в два счета разберутся кто настоящий калика, а кто так…
Избор не стал спорить. Он просто спросил.
— Ты что, предлагаешь остаться?
Гаврила открыл рот, потом закрыл его и побежал на улицу. Небо у него над головой светлело, растворяя в себе звезды. Над домом кругами летала большая четная птица. Тех, кого она привела за собой уже не было в живых и поэтому было бы только справедливо… Он оглянулся. Улица была пуста. Люди уже проснулись, но жизнь шла за высокими заборами — там мычали коровы, блеяли овцы. Тогда он сложил пальцы в трубочку и несильно стукнул по ним ладонью… В небе вспухло облачко из перьев. Ветер подхватил их и разнес вдоль улицы.
Гаврила прошел улицу до конца и в раздумье присел около забора. Если б они были в Киеве! Как просто было бы осуществить задуманное. Он представил себе церковь святого Николая угодника, построенную еще бабкой нынешнего князя. Именно в этом месте на него снизошла благодать, ниспосланная новым Богом…
Деревянная колокольня понималась не только над улицей, но и над всем городом. Место тут было высокое, веселое. Такое должно было понравиться любому Богу. Выбеленный дождями шатровый верх колокольни освещал еще темное предутреннее небо. Оттуда к земле летели звонкие удары. Маленький человек, одетый в черное, дергал в поднебесье веревку, превращая силу своих рук в звонкую славу новому Богу. Самому справедливому, самому доброму, самому, самому… Гаврила задохнулся от любви, всхлипнул и открыл глаза…
Около церкви постоянно бродили нищие и собрать из них ватагу
Он просидел так несколько минут. Потом вскочил и пошел вперед. Он сам так недавно был язычником, что не успел забыть что церковь для язычника — кружало.
Из открытых дверей ближней корчмы воздух выносил запахи браги и пережаренного мяса. Около крыльца толпились разные дорожные люди. Они обстоятельно Их было около двадцати. Гаврила остановился поодаль, присматриваясь к ним выбирая попутчиков. Он не успел приглядеться, когда несколько человек поднялись и положив друг другу руки на плечи пошли прочь. Слепцы! Они проходили мимо него обдавая запахом пота, лежалого тряпья, пыльной дороги. Лохмотья хлестали по земле, поднимая облака пыли. Это было то, что нужно. Гаврила обогнал их и через минуту был около корчмы. Княжна и товарищи ждали его внизу. Гаврила сунул голову за дверь и крикнул.
— Быстро. Он сейчас будут тут.
Избор бросил мешок и выхватил меч. Гаврила увидел, что и его не так поняли и замахал руками.
— Слепцы идут! Пристроимся к ним.
Избор снова засунул меч в мешок и превратился в поселянина. Он оглядел Исина и княжну. Хазарин был похож на нищего. Грязи на нем, конечно, было поменьше, чем на странниках, но до ворот тот вполне мог успеть поваляться в пыли. Потом он посмотрел на Ирину. Ту тоже все было вроде…
— Светлые Боги! — ужаснувшись подумал Избор — Вот так так!
Княжна, хоть и была в грязных мужских лохмотьях, но никому не пришло в голову снять с нее украшения. Все это еще было на ней — и подвески, и странного вида ожерелье, и кольца.
— Ну что, княжна, жить хочешь? Жениха хочешь увидеть?
Она кивнула.
— Тогда снимай с себя все золото…
Княжна коснулась пальцами ожерелья.
— Это что, плата?
— Нет, княжна, это предосторожность. Тебе сейчас с нищими идти. А в своем наряде ты для них слишком хороша…
Ни слова не говоря он начал срывать с нее украшения время от времени поглядывая на Гаврилу. Тот выглядывал на улицу приплясывая от нетерпения. Княжна не сопротивлялась. Ее слегка трясло то ли от страха, то ли она отходила от пережитого ужаса.
— Не дрожи. Не одна пойдешь. Исин с тобой будет.
Избор не глядя срывая с нее кольца, повернул голову к Исину.
— Дойдете с ними до первой развилки и отцепитесь. Понял?
Исин закивал.
— Ну как, Гаврила?
— Давай. Они рядом.
Слепцы и увечные тянулись вереницей, положив руку на плечо впереди идущего. В несколько шагов Избор нагнал последнего и пошел рядом. Каждый второй из них хромал, опираясь на клюку, почти у каждого была повязка — то ли на голове, то ли на руке. Вокруг пахнуло застарелой грязью, потом. Мужик, к которому пристроился Избор, закрутил головой прислушиваясь к шагу и спросил.
— Что ж ты, мил человек рядом-то идешь? Или своего пути нет, что к слепцам примазался?
Избор молчал, выбирая в какое место в этой веренице лучше поставить княжну и хазарина.
— Али украсть чего хочешь? — переспросил мужик — Так у меня украсть нечего, да и грех это, красть у убогого…
Так и не ответив, Избор прошел вперед.
Первым шел могучего сложения старик. В стати его и походке были остатки силы, которая еще не совсем покинула это тело. Глаза его были завязаны черной тряпкой, но он шел уверенно, словно огромный посох в руке и впрямь заменял потерянные когда-то глаза. Следом за ним пускал слюни самый настоящий дурак. Одной рукой он держал репку, а другой ковырял в носу. Дурень был единственным зрячим среди юродивых.