Там, где горит земля

Николаев Игорь Игоревич

— Ракетный пуск, мы под атакой, — сказал голос в наушниках. Впрочем, командир и так видел все на дублирующем пульте. Если повернуться и присмотреться, он, наверное, мог бы даже увидеть крошечные точки самолетов противника. Но не стал этого делать, повинуясь прочно вбитой привычке верить не глазам, а приборам. Чувства могут подвести, исказить данные, отказать в самый неподходящий момент. Приборы же всегда точны и безупречны. Они не могут обмануться сами из-за секундной слабости или усталости, их можно только обмануть.

Окажись посторонний на верхнем ярусе «Муромца», он увидел бы лишь две фигуры, облаченные в мешковатые, толстые даже на вид комбинезоны. На головах шлемы со

стеклами–светофильтрами, лица прикрыты кислородными масками. В кабине тепло и можно дышать, но на военном самолете нужно в любой момент быть готовым к разгерметизации. Война в воздухе носит совершенно особенный характер, почти как в морском бою – события сначала разворачиваются медленно, обезличенно, противники знают друг о друге, но прячутся за расстоянием и завесой помех. А затем все происходит очень быстро и сразу, но если корабль может уцелеть при серьезных повреждениях и вновь принять бой, то для самолета всё, как правило, заканчивается куда быстрее…

Для непосвящённого ничего не изменилось – фигуры пилотов глубоко утонули в больших анатомических креслах, все так же перемигивались индикаторы на многочисленных пультах и указателях. Но командир читал в пляске сигналов короткую, жестокую схватку умов и техники, бешеную вспышку противоборства в небе над Арктикой.

У сегодняшнего «противника» не было техники, способной угнаться за «Муромцами», зато имелась возможность наводить последовательные волны истребителей, каждый из которых нёс одну ракету. Перехватчики атаковали группами, не менее чем по два десятка машин, так что сейчас к бомбардировщику неслись реактивные снаряды, наводящиеся на тепло ревущих двигателей, радиоизлучение и, наконец, с обычным телеуправлением. На каждый прием охотников имелся свой ответ — можно было маневрировать, уходя из узкого прицельного сектора, заставляя автоматику и наводчиков терять цель. Можно отстреливать специальные ловушки–манки, уводящие ракеты от основной мишени. Или плести сложную паутину помех и ложных целей, в которых огненные стрелы заблудятся и растеряют смертоносную силу. Точнее, приходилось делать все сразу, соединяя искусство опытного профессионала с интуицией и верой в удачу.

Позади что-то вспыхнуло, далеко, бесшумно и безвредно, только отсвет скользнул по гладкой поверхности огромных крыльев.

— Отгавкались, — кратко доложил старший оператор. – На этот раз.

— Отстают, — сказал второй штурман.

— Поздравляю, — промолвил командир. Он устал, в глаза словно насыпали горячего песка, настойчиво напоминал о себе пустой желудок. Очень хотелось пить, но из-за мелкой неполадки контейнер с соком и трубкой не работал. Вот так, можно управлять самой дорогой и сложной машиной на свете, ценой в десятки миллионов рублей, и при этом страдать от обезвоживания, потому что сломался механизм ценой в алтын. Теперь придется терпеть до самого конца.

— Ждём третьего раунда. Двигатели с первого по четвертый на минимум, пять и шесть – в четверть мощности. Курс прежний. Ждём.

— Тень контакта. Юго–запад. Даю азимут…

То есть, нечто на самой границе чувствительности приборов. Может быть, случайные помехи. Может быть – нечто куда более осязаемое. Скорее всего это будут не уже привычные самолеты, а новейшие «Иглоколы$1 — очень дальние родственники штурмового «Ската». Хищный вытянутый фюзеляж с соосными винтами на обоих концах – тянущим и толкающим и, плюс к тому, реактивные ускорители, вписанные в двухбалочную систему хвостового оперения. Империя пока так и не смогла построить полноценный реактивный двигатель, но сумела придумать и воплотить в металле его эрзац. Сверхдорогой, ненадёжный, опасный для машины и пилота, но все

же позволяющий догнать тяжелый турбовинтовой бомбардировщик.

В наушнике раздался двойной щелчок – прямая связь с базой.

— Держитесь? – произнес усталый, старческий голос.

— Да, — коротко отозвался командир. Он был измотан и берег силы, экономя даже на словах.

— Держитесь, — то же самое слово, только с переставленным ударением, совершенно меняющим смысл. – Сегодня без учебных ракет, но у перехватчиков один трассирующий снаряд на десять холостых.

— Понимаю, — одно лишь слово в ответ.

Тишина, только шелест помех в наушнике, далёкий, едва слышимый, все же аппаратура очень хорошая. А затем:

— Командование готово потерять самолет?

— Прости, так надо. И для нас, и для ПВО необходима имитация настоящего боя, как можно более приближенная к действительности. Ведь второй попытки у Дивизиона не будет. Вам мало что угрожает, спасатели на дирижаблях ждут по всему маршруту, даже если самолет все-таки собьют, вас подберут не позднее чем через полчаса.

— Понимаю, — повторил командир. – Могли бы предупредить.

— А это что-то изменило бы? Ты бы отказался?

— Нет.

— Это тоже часть испытания, неожиданное и резкое изменение обстановки к худшему. И по–честному я даже не должен был вас предупреждать. Прости, — повторил голос и отключился.

Командир посмотрел на экран бортового радара – «иглоколы» быстро приближались. Взглянул на подсвеченную схему огневых установок – спаренные орудия были готовы к стрельбе.

Он действительно все понимал. Горький опыт потери первого «Дивизиона» не прошел даром. Вторая серия «Муромцев» с самого начала предназначалась для одной, вполне определенной цели, и командование не собиралось повторять прошлых ошибок. Каждую неделю один из бомбардировщиков поднимался в воздух, раз за разом сражаясь с системой ПВО, отрабатывая все возможные угрозы, которые могли воспроизвести самолеты Империи. Испытаний становилось все больше, лётчики учились ориентироваться в любых условиях, действовать автоматически при всех возможных неисправностях, сражаться с превосходящими силами.

Придет день, когда Дивизион пойдет в настоящий бой, первый и, скорее всего, последний. Но нельзя победить врага, который не боится ничего, если в твоей душе живёт хотя бы тень неуверенности и слабости.

— Все двигатели, на максимум! – прорычал командир. – Форсаж! Идём в небо!

Часть 2 — Грядёт битва…

Порядок в танковых войсках

Они сделали очень многое. Невероятно много… И все же этого оказалось недостаточно. Не хватало всего, и в первую очередь умения… умения драться на равных с лучшей на тот момент армией мира…. И там, где не хватало умения, в ход шло мужество.

А. Уланов, Д. Шеин

Глава 9

Томас шел в казино, без особой спешки, совмещая поход с вечерним моционом и думами о службе.

Он ещё помнил времена, когда слово «казино» означало место, где предаются азартным играм и прочему недостойному разврату. С тех пор минуло немало лет, и так стали называться клубы солдат и офицеров. Предполагалось, что это места, где воины Нации высококультурно проводят досуг в беседах, воспоминаниях о достойных делах и самообразовании. Солдаты, конечно, могут пропустить по стаканчику, но опять же – в умеренных количествах, а офицер обязан являть собой пример для подражания и не должен знать с какой стороны открывается бутылка.