Там, где горит земля
Шрифт:
Когда-то, когда Петр Зимников был очень маленьким и жил у дяди, взявшем себе ребенка после безвременной смерти родителей, он попал в океанариум, один из первых настоящих «маленьких океанов» в России. На Петю произвели неизгладимое впечатление акулы и касатки – существа совершенно разные по физиологии, и одновременно невероятно похожие внешне. Рыба и кит – живые инструменты охоты, заточенные природой разными способами, но для одной цели. Сейчас, стоя рядом с танкоистребителем, полковник, разменявший шестой десяток, вспомнил то детское, восторженное, и
Первоначально машина должна была называться «Горынычем», но имя перехватил тяжелый самоходный огнемет, поэтому истребитель назвали немного чуждо, но по–своему красиво и звучно – «Дракон». Как это обычно случается с военной техникой, схемы и рисунки совершенно не передавали ощущение плотно упакованной мощи, скрытой силы, ждущей своего часа.
Истребитель очень сильно походил на танк, собственно, он и был сконструирован на облегченном и модернизированном шасси «Балтийца», что роднило сухопутный ракетоносец с «Диктатором». Но из-за плоской и очень широкой, словно растекшейся по всему корпусу башни без пушки, машина казалась огромным и злобным клопом на гусеницах. Вроде и опасен, но чем и с какой стороны – непонятно. Это несоответствие привычному образу танка удивляло и настораживало.
Акула и кит, снова вспомнил Зимников. Каждый опасен по–своему, но все равно – опасен.
— Жаль, нет времени, — коротко сказал он командиру особого истребительного батальона. У того был обычный черный комбинезон, но с непривычной эмблемой на рукаве – маленькая ракета, расположенная горизонтально, и три языка пламени над ней, будто маленький костерок. – Сейчас только самое главное – сколько вас и что можете?
Подполковник Георгий Витальевич Лежебоков в некотором замешательстве оглянулся на свое подразделение, вытянувшееся длинной колонной на дороге. Но думал он недолго.
— В двух словах? – уточнил он.
— Можно в трех, но не больше, — нетерпеливо согласился Зимников. – Все опять через… Мне придали ваш батальон, но из-за секретности техники я о нем ничего не знаю. И мы выдвигаемся по тревоге всей бригадой, так что подробно знакомиться и все прочее будем уже на ходу.
— Понял. Итак, особый бронеистребительный батальон. Три роты по семь машин, итого двадцать одна. По штату положены ещё взвод разведки, взвод связи, инженерно–сапёрный взвод, но их пока нет. Но есть хорошая подвижная ремонтная мастерская, отголосок прежнего штатного расписания, по которому должно было быть четыре роты по девять машин. Можем ремонтировать и себя, и бригадную технику.
— Боевые возможности? – отрывисто спросил Зимников.
— Тринадцать ракет на машину, перезарядка автоматическая, скорострельность – один выстрел на тридцать секунд. Можно и быстрее, но тогда механизм заедает. Теоретически пробивается любая броня, практически – как повезет. Днём мы достанем танк на дистанции до трех, а если повезет – до четырех километров. Есть аппаратура для ночных стрельб, — подполковник чуть замялся. – Но я бы на неё не рассчитывал. Ночью можно более–менее прицельно стрелять метров на шестьсот–семьсот, не более.
— Противоатомная защита есть?
— Антирадиологический подбой рабочего отсека, герметизация и фильтры на вентиляторах.
Над видневшимся вдали основным заводским корпусом взлетела жёлтая ракета. Прогудел клаксон, взревело
— Ближний бой? – уточнил полковник.
— Беззащитны, даже пулеметов нет, — развел руками противотанкист.
— Ясно, — Зимников определенно пребывал в замешательстве, не в силах однозначно оценить пользу нового усиления. – Можете произвести пробный запуск? Чтобы я посмотрел, как работаете? Подходящая мишень найдётся.
— Можно. Но каждый наш выстрел – это двадцать тысяч рублей. Запасных ракет нет, не подвезли, так что в бою будем действовать только возимым боекомплектом.
— А вывести ракету в боевое положение?
— Тоже можно, но она автоматически встанет на боевой полувзвод, с раскрытием стабилизаторов. Обратно уже не убрать.
— Ясно, подарок можно подержать, но нельзя развернуть. Что ж… — полковник чуть призадумался. – Давайте за нами, держитесь за «механиками». Сейчас я вам придам кого-нибудь из автобата, чтобы не потерялись и не вклинились в основные колонны. Будете пока резервом, а там подумаем.
— Слушаюсь, — подполковник отдал честь. – Разрешите выполнять?
— Разрешаю.
Зимников угрюмо посмотрел на послеполуденное солнце. День сулил начало больших и продолжительных неприятностей. Полковник знавал многих людей, которые при определении настоящей опасности чувствовали облегчение. Дескать, «наконец-то!» Но сам к ним не относился, Петр Захарович ощущал спокойствие только после завершения военной работы. В данном же случае опыт и познания нашёптывали, что вздохнуть с облегчением удастся не скоро. Или наоборот, очень скоро, что может куда хуже…
Расстановка ГОПЭП, головного полевого эвакуационного пункта армии, отняла у Поволоцкого все оставшиеся силы, коих и так было не в изобилии. Когда общая конфигурация наконец-то определилась, один из госпиталей просто исчез в пути. Заблудился, свернул не туда и, как оказалось, уехал в полосу соседней армии. Там и сидел, израсходовав горючее, не добившись прямой телефонной связи и не рискуя сломать печати на передатчике. Теперь, даже протолкнув каким-то чудом запрос на топливо в соседнюю армию, а вторым чудом — получив его быстро, вернуть госпиталь вовремя не удавалось. Пришлось немного растянуть уже развернутую сеть, где это было возможно.
Теперь Поволоцкий решил сделать ещё один круг по подшефным объектам, проверить, не забыли ли чего. Точнее, то, что многое забыто, не сделано и упущено — можно было не сомневаться. Но отследить самое–самое главное и насущное – сам бог велел. Потом уже не успеть. А то, что это «потом» стремительно приближается, уже мало кто сомневался.
Летаргия, в которую впали «семерки» за последние два с лишним месяца, слетала как шелуха с луковицы. Учащались разведки боем, артналёты, ракетные обстрелы и ночные бомбардировки. После грандиозного сражения на море, частные операции и бои приняли почти ежедневный характер, как будто Евгеника опасалась, что и имперская армия перейдет в наступление. А затем, три дня назад, все неожиданно прекратилось, даже еженощные миномётные обстрелы – непременный спутник передовой. Над линией фронта повисло сгущающееся напряжение, тяжелое, мрачное, как груз иудиного греха.