Там, где горит земля
Шрифт:
— Полкубика атропина, подкожно. Эфир, совсем немного, и осторожно. Следите за пульсом.
— Сто десять, наполнение слабое.
Не слишком хорошо, балансирует на границе. Операция может убить – но только может. А непрекращающееся внутреннее кровотечение убьет гарантированно.
Теперь захваты, чтобы раскрыть края разреза и открыть доступ к внутренностям.
Всякая огнестрельная рана опаснее, чем кажется – так писал Дитерихс, и был совершенно прав. Но, конечно, лучше так, чем широкий осколочный разрыв. Хотя… похоже, здесь все-таки не пуля.
Тихо звенели инструменты, гудел компрессор, подававший отфильтрованный
Вот они, кишки, на первый взгляд – бессистемное переплетение сизых трубок с желтоватыми бляшками жира. Похоже, этот человек держал себя в форме, несмотря на возраст. Жировых отложений ровно столько, сколько должно быть у здорового мужчины лет сорока–пятидесяти – ни полкило лишнего. А вот направление раневого канала нерадостное — к печени. И ранение он получил наверняка, когда стоял, с тех пор его везли, перекладывали… канал изменился. Значит, придется в буквальном смысле перебирать кишечник. Обычно люди не представляют себе, насколько плотно «упакованы» органы в человеческом теле, как легко повредить отлаженный механизм анатомии.
И кровотечение не останавливается, заррраза…
Шум снаружи, гудение клаксона, быстрая речь. Кто-то в белом халате и марлевой повязке просунул голову в операционный бокс, но, оценив увиденное с одного взгляда, сразу же убрался обратно, не забыв тщательно закрыть клапан тамбура. Похоже, все-таки пришел новый автопоезд с фронта, но им сейчас займутся помощники. Как скверно… При кажущейся простоте ранения – предельно тяжелый случай. Длинный зазубренный осколок из твердой стали разделился на несколько узких фрагментов, разошедшихся в разные стороны.
Продолжаем.
— Сколько у нас крови?
— Пятнадцать доз нулевой, по восемь второй и четвертой, десять третьей.
— У этого какая группа?
— Ноль.
— Готовьте две дозы крови. И теплый физраствор для промывания готовьте, литров шесть. С риванолом.
Зажим. Ещё зажим. И ещё. Уже дважды куски исковерканного металла с бряцанием падают на металлический поднос, такие безобидные на вид. Но откуда-то продолжает кровить, по капле… за час и даже за два по капле столько натечь не могло. Тромбировалось? Хорошо бы.
Полная ревизия кишечника. Это значит — проверить каждый миллиметр, потому что малейшая ранка может привести к перитониту. И подумать только, когда-то все эти манипуляции делались голыми руками, без перчаток и антисептиков. А лет шестьдесят назад какие-то умники предлагали надувать кишечник водородом и искать места прорывов с помощью зажжённой лучины [2] .
Господи, благослови науку и медицину.
Ещё зажим. Должен быть третий осколок, должен, но куда его унесло-то? Где-то около печени. Причем, с внутренней стороны. Почки целы, ну хоть в чем-то повезло. Хотя нет, не только. То ли пациент – тертый калач с опытом, то ли просто так карта легла, но, похоже, он ничего не ел, по меньшей мере, последние сутки. Не будет каловых масс между пальцев и, что важнее всего – в брюшине.
2
*Люэ, «Лекции по военно–полевой хирургии», 1900 год, а так же Зейдель, «Военно–полевая хирургия», 1905 год.
— Пульс сто, наполнение улучшается.
Это все переливание крови и создание запаса.
Под пальцами что-то маленькое и твердое. Малый фрагмент, о котором даже не предполагал. Пропустил бы – и пациент мог бы прожить с ним всю жизнь, даже не подозревая, что глубоко в утробе затаился капсулированный кусочек металла. А мог бы умереть через сутки–другие от стремительного перитонита.
Кто-то страшно кричит снаружи. Наверное, ожоговый, у них всегда очень высокий, тонкий крик. Пусть кричит, сейчас его нет, он все равно, что на другом континенте.
Вот осколок, прямо за печенью. Рассек внешнюю оболочку железы и замер, ожидая момента, когда можно будет чуть провернуться и вскрыть артерию. Так оно выглядит – обыденное медицинское чудо. Ещё полсантиметра – и смерть.
Последний кусок чужой стали опустился поверх уже извлечённых собратьев, злобно звякнув напоследок. Теперь два метра кишок резецировать, разрыв зашить. Пуговку Мэрфи ему, для облегчения соединения кишок и, если все будет хорошо, отделается умеренным соблюдением диеты лет на тридцать, а то и на сорок… Медленно, осторожно. Сколько раненых ушло в лучший мир потому, что хирург расслабился и чуть поспешил. Что-то пропустил, что-то недоделал, недосмотрел.
Теперь промыть.
— Горячий физраствор. Аспиратор переключить.
Струя физраствора — прозрачной, с лёгким лимонным оттенком жидкости — вымывает из разверстой брюшины сгустки крови, грязь, скудное кишечное содержимое.
— Готовьте радиометр.
Навряд ли что внутрь попало, но бережёного…
— Пульс не прощупывается! – тревожно сообщила сестра. — Кровь в вену не идёт!
— Вижу, — проскрипел сквозь зубы хирург.
Из-за печени пробивается струйка крови, слабенькая, но крепнет. Здравствуй, вторичный шок, вот и ты. Когда раненый в шоке — это плохо. Когда уже вроде бы выйдя из него, пациент валится туда снова — это стократ хуже. Кровь в вену не идёт, значит, кровоснабжение практически встало. Ещё один шаг в ладью Харона.
Казалось, стать более бледным невозможно, но раненому это удалось. Кожа обрела прозрачно–голубоватый оттенок, лицо походило на череп, туго обтянутый пергаментом.
— Буду вскрывать левую сонную артерию. Аппарат Боброва, быстро!
Наш последний аргумент. Внутриартериальное нагнетание крови — чтобы дать хоть какое-то давление жизненно важным органам. Бакулев пробовал, говорят, с того света вытаскивал.
Иглу в артерию. Подогретую кровь — под давлением прямо в артерию, к мозгу, пока не наступило кислородное голодание. Держись, боец, мы тебя не отпустим.
И тут сердце замерло, как уставший солдат, присевший отдохнуть на минутку, да так и замерший, привалившись к стенке окопа. Значит, ничего у нас нет срочнее, чем его запустить.
— Камфору под кожу.
Никакой реакции.
Непрямой массаж сердца. Раз, два, три… Непередаваемое ощущение, которое никогда не поймет не–медик – почти что держать в руке сосредоточие человеческой жизни, жадно ловить его малейшее трепетание. Среди хирургов почти не бывает толстяков — трудно набрать лишний вес, когда каждая секунда такого ожидания сжигает калории, как атомный реактор.