Там, где парят орлы. Последняя граница
Шрифт:
Галька скрипела под его ногами, он быстро подошел к лодке, остановился, рассматривая лениво движущуюся темную воду реки. Грузовик и каждая отдельная фигура четко вырисовывались на фоне снега, но было темно и невозможно различить на другом берегу отдельные черты или форменную одежду: просто темных силуэты. Лишь в отношении Коко не могло быть никаких сомнений: он выделялся огромным ростом. Один из людей стоял впереди, у самой кромки воды. К нему и обратился Граф:
– Полковник Гидаш?
– Я здесь, майор Говарт.
– Хорошо, не будем терять время. Предлагаю начать обмен немедленно.
– Я сдержу свое слово.
– Не надо давать обещаний, значения которых вы не понимаете… Прикажите водителям отъехать назад к деревьям. Вы с людьми тоже отойдите туда. На таком расстоянии невозможно различить наверняка кого–либо из нас. Иногда карабины стреляют сами по себе, но сегодня этого не должно произойти.
– Постараюсь следовать вашим указаниям. – Гидаш повернулся, отдал команду; грузовики и люди стали отходить назад, затем повернулся к, Графу: – Что дальше, майор Говарт?
– По моему сигналу выведите жену и дочь генерала, они пойдут к парому. В то же время доктор Дженнингс войдет в лодку и будет переправляться на вашу сторону. Достигнув берега, он подождет, когда подойдут женщины, пройдет мимо них и направится к вам. К тому времени, когда он подойдет к вам, женщины уже переправятся через реку. Как раз стемнеет настолько, что не будет смысла начинать стрельбу, если кому–то такая идея придет в голову. Полагаю, вы одобряете мой план.
– Все будет в точности, как вы сказали, – пообещал Гидаш. Он повернулся и пошел вверх по осыпающейся гальке, затем скрылся в тени деревьев.
Граф наблюдал, как он шел, и задумчиво потирал подбородок.
– Подозрительно уступчив, на все согласен, горит желанием услужить, – бормотал он. – Да!.. Моя бесконечная подозрительность. Что он задумал? Что можно сделать за такое короткое время? – Он пожал плечами и крикнул: – Шандор! Козак! – Он подождал, пока они оба подойдут, потом спросил Шандора: – Как Янчи?
– Жалуется, что очень болит голова.
– Еще бы. – Граф повернулся к Рейнольдсу: – Мы скажем несколько слов Дженнингсу наедине – Янчи и я. Подождите здесь. Вы меня понимаете. Вернусь через минуту, обещаю вам.
– Пожалуйста, – недоуменно ответил Рейнольдс. – Я не спешу.
– Знаю. – Граф поколебался, как бы думая о чем–то своем. Потом спросил: – Вы могли бы помочь спустить лодку на воду?
Рейнольдс кивнул. Граф зашел в дом, а Рейнольдс стал помогать остальным тащить лодку по усыпанному галькой берегу к воде. Она оказалась тяжелее, чем можно было предположить по ее виду, они с трудом волочили ее по камням, и вот наконец лодка была спущена на воду, ее поймало ленивое течение, и она мягко покачивалась на волнах, удерживаемая веревкой. Шандор и Козак вернулись и забрались по откосу на верх берега. Рейнольдс остался один у кромки воды. Он постоял немного, потом вытащил пистолет, поставил его на предохранитель и сунул в карман пальто.
Доктор Дженнингс показался в дверях дома. Он произнес что–то неразборчивое, потом раздался низкий голос Янчи, затем Графа.
–
– Я вас понимаю. – Голос Дженнингса звучал твердо и спокойно. – Не печальтесь, друг мой, и спасибо за все, что вы для меня сделали.
Дженнингс резко повернулся, принял протянутую руку Шандора и, спотыкаясь, направился вниз. Фигура его оказалась согбенной, а до этого момента Рейнольдс не замечал, каким сутулым был профессор. Он поднял воротник тонкого пальто–реглана, чтобы защититься от ветра, и быстро спускался по откосу. Рейнольдс чувствовал, как сердце его сжимается от жалости к беззащитному, храброму старику.
– Вот и конец пути, спасибо за все, мой мальчик. – Дженнингс был спокоен, только голос его дрогнул и стал чуть более хриплым. – Мне очень жаль, действительно жаль, что причинил вам столько тревог, и все оказалось напрасным. Вы проделали из–за меня такой долгий путь, а теперь, увы, должно быть, для вас это горькое потрясение.
Рейнольдс молчал, он боялся, что голос изменит ему. Он еще крепче сжал пистолет в кармане.
– Я забыл кое–что сказать Янчи, – пробормотал Дженнингс. – Довидзенья – скажите ему от меня. Просто довидзенья. Он поймет.
– А я не понимаю, но это не так важно.
Шедший к лодке Дженнингс остановился, наткнувшись на пистолет, который держал в руке Рейнольдс.
– Остановитесь, профессор, вы никуда не пойдете. Сами передадите ваше сообщение Янчи.
– Вы… вы имеете в виду? Я не понимаю.
– Вы никуда не пойдете.
– Но тогда… тогда Юлия…
– Знаю.
– Но… но Граф сказал, что вы любите ее!
Рейнольдс молча кивнул.
– И вы сознательно?..
– В жизни есть вещи более важные, чем любовь. – Голос Рейнольдса был тихим, и Дженнингсу пришлось наклониться, чтобы расслышать его.
– Вы твердо это решили?
– Да.
– Я доволен, очень доволен, – пробормотал Дженнингс. – Он сделал вид, что поворачивается обратно к дому, но в тот момент, когда Рейнольдс прятал пистолет в карман, толкнул его изо всей силы. Рейнольдс, не ожидавший ничего подобного от старика, потеряв опору на мокрой гальке и упав навзничь, ударился головой о камень и на мгновение потерял сознание. А когда, тряхнув головой, пришел в себя и поднялся на ноги, Дженнингс уже был в лодке и кричал что–то. Лишь позже Рейнольдс понял, что он кричал Гидашу отправлять Юлию и ее мать.
– Вернитесь, вернитесь, профессор! – кричал Рейнольдс резко и сипло. Не сознавая, что делает, он яростно потянул за веревку, забыв, что веревка закреплена и лодка совершенно от нее не зависит. Дженнингс даже не оглянулся на его крик. Нос лодки заскрежетал по камешкам на том берегу, когда Рейнольдс услышал Янчи, кричавшего из дверей домика:
– Что такое? Что случилось?
– Ничего. Все идет точно по плану. – Рейнольдс вскарабкался на берег, посмотрел на Янчи, на его белые волосы и запекшуюся кровь на одной стороне лица от виска до подбородка. – Вы бы умылись. Ваша жена и дочь с минуты на минуту будут здесь. Они уже подходят к лодке.