Там, где ты
Шрифт:
— Милая, — ласково спросила мама, — ты, случайно, не знаешь, где Дженни-Мэй?
Я нахмурилась, потому что вопрос смутил меня, хотя и был абсолютно понятным. Внимательно изучила их лица. На папином написана озабоченность, мама ободряюще кивает мне, а миссис Батлер выглядит так, будто собирается заплакать. И словно вся ее жизнь зависит от моего ответа. Полагаю, что в определенном смысле так оно и было.
Я замялась, и тогда миссис Батлер быстро заговорила:
— Дети на улице не видели ее весь день. И я подумала, что она, может быть, у тебя.
Я понимала, что это нехорошо, но не сумела сдержать улыбку при мысли, что Дженни-Мэй могла провести день со мной. Я покачала головой. Миссис Батлер обошла всех соседей, чтобы узнать, не
Мне были знакомы лица матерей, когда в торговых центрах они оборачиваются и замечают, что ребенка рядом нет. Я очень внимательно изучала их, они меня завораживали, ведь мне никогда не доводилось поймать такое выражение на мамином лице. Не потому, конечно, что она не любила меня, просто я с детства была очень высокой и благодаря этому всегда оставалась на виду. Иногда я пыталась потеряться — просто чтобы потом заглянуть в ее лицо. Закрывала глаза, поворачивалась вокруг своей оси и наугад выбирала направление. В другие разы специально дожидалась, пока она завернет за угол очередного ряда в супермаркете. Замирала возле замороженных блюд и считала до двадцати — для уверенности, что она уже достаточно далеко. Потом делала несколько шагов, и что же? Натыкалась на маму, которая стояла и изучала количество калорий на пакетах с продуктами — она даже не заметила моего отсутствия. А если вдруг она теряла из виду мою шаркающую долговязую фигуру, ей не требовалось и пяти секунд, чтобы снова отыскать меня. Достаточно было поднять глаза, и тут же появлялась моя голова, возвышающаяся над кронштейнами с одеждой, или, наоборот, опустить их, чтобы узреть мои огромные косолапые ступни, торчащие из-под продуктового прилавка.
Наблюдая за другими мамами, я замечала, как первый случайный взгляд через плечо сменяется паникой, как их голова, глаза, руки и ноги приходят в движение, которое все убыстряется и убыстряется, как они сразу бросают тележки с продуктами, чтобы броситься на поиски того единственного, что действительно питает их душу. Страх, паника, ужас — мощный импульс. Говорят, матери хватает силы, чтобы поднять автомобиль, если это нужно для спасения ее ребенка. Думаю, в ту неделю миссис Батлер подняла бы и автобус, если бы это помогло отыскать Дженни-Мэй. Когда же пошел второй месяц после ее исчезновения, миссис Батлер, похоже, с трудом поднимала от земли собственный взгляд. Дженни-Мэй унесла с собой большую часть своей матери.
Я оказалась одной из последних, кто видел Дженни-Мэй. Когда в полдень приехали бабушка с дедушкой, я открыла им дверь, а мимо на велосипеде проезжала Дженни-Мэй. Она повернула голову и посмотрела на меня. Это был один из тех ее взглядов, которые я ненавидела больше всего. От него я тут же увядала, в нем явственно читалось «я лучше тебя, и ты сегодня проиграешь в «королеву», и тогда Стивен Спенсер узнает, что ты просто бездарная долговязая идиотка». Обняв бабушку, я выглянула из-за ее плеча и увидела Дженни-Мэй на велосипеде, с гордо поднятой головой, вздернутыми подбородком и носом и длинными, до пояса, золотыми волосами, рассыпавшимися по спине. И тогда я сделала то, что любой сделал бы на моем месте. Подумала: «Чтоб ты пропала».
В этот самый день папа выиграл 500 фунтов в блиц-лотерею. Он был просто вне себя от восторга, скажу я вам. Сидел со мной на кухне и старался не улыбаться, но я заметила, как вздергиваются уголки его губ. Мы слышали, как миссис Батлер плакала в соседней комнате вместе с мамой. Он накрыл своей ладонью мою руку, и я абсолютно точно поняла, о чем он думает. Что он счастливый отец, потому что выиграл деньги в лотерею и у него есть дочка, а вот люди вроде мистера и миссис Батлер так сильно страдают.
Я же, в свою очередь, была рада, что не пропала без вести и благодаря неявке Дженни-Мэй стала безусловной чемпионкой по «королеве». И теперь у меня даже
Но что-то внутри меня нашептывало нечто совсем другое. Последний взгляд Дженни-Мэй забрал с собой и частичку меня. В этот день мистер и миссис Батлер не были единственными родителями, потерявшими ребенка.
Как я уже говорила, равновесие всегда сохраняется.
Глава сорок первая
Несмотря на протесты и угрозы доктора Бартона, Джек решил продолжить начатое и все-таки поехать в Литрим. Еще одна ночь, проведенная в комнатушке юного Бобби, вновь пробудила в нем стремление найти Донала. Впрочем, никакого особого пробуждения и не требовалось. Это желание составляло неотъемлемую часть души Джека, пристально всматривающегося в окружающий мир, все время остающегося начеку, повсюду и во всем ищущего ответы, подсказки и тайные смыслы. Он по-прежнему верил, что приблизится к решению своей проблемы, отыскав Сэнди. Она была лекарством, которого требовал его уставший и измученный мозг, чтобы наконец-то отдохнуть. Почему все сложилось именно так, он и сам не знал, но подобная наивная уверенность посещала его не настолько часто, чтобы игнорировать ее. Словно частичку его самого, исчезнувшую вместе с Доналом, заменил некий новый смысл, наделив его дополнительной силой. Он чувствовал себя слепцом, вынужденным руководствоваться обострившимся обонянием и осязанием и на слух ловить подсказки своего сердца. Потеряв Донала, Джек утратил зрение, но приобрел новое понимание направления своей жизни.
Он не знал, что скажет родителям Сэнди, когда встретится с ними. Если, конечно, они окажутся дома и захотят уделить ему время. Он просто продолжал двигаться по стрелке невидимого внутреннего компаса, который заменил ему Донала. В полдень Джек уже сидел в своем автомобиле за углом квартала, в котором они жили. Невзирая на субботу, маленький тупик пустовал. Джек вышел из машины и пошел по улице, надеясь, что смотрится достаточно естественно, но чувствуя и зная, что совершенно неуместен на этой тихой улице, словно единственная движущаяся по доске шахматная фигура.
Он остановился перед домом номер четыре, на подъездной дорожке которого стояла миниатюрная серебристая двухдверная машина, блестевшая на солнце. В безупречном садике перед домом кипела бурная жизнь пчел и птиц. Летние цветы находились в апогее своей славы, радуя глаз всеми тонами и оттенками и притягивая сладкими медовыми ароматами жасмина и лаванды. Трава на всем участке была одинаковой высоты, ровно в дюйм, а ее граница с дорожкой, ровная, как струна, казалась такой острой, словно могла срезать любой лепесток, посмевший ее нарушить. На стене у двери висела корзинка, полная петуний и герани. Рядом с ней стоял большой зонт, а под ним высокие болотные сапоги и спиннинг. У входа гном под ивой держал в руках табличку с надписью «Добро пожаловать». Джек немного расслабился. Здесь отсутствовали забитые досками окна, лающие собаки или сожженные автомобили из жутких сценариев, которые он сам себе насочинял.
Он открыл калитку, выкрашенную той же лимонной краской, что входная дверь и оконные рамы, словно в настоящем пряничном домике. Калитка, как он и подозревал, не скрипнула. Джек пошел по дорожке, выложенной гладкой тротуарной плиткой, в швах которой не пробивалось ни травинки. Подойдя к двери, он прочистил горло, потом нажал на кнопку звонка, в треньканье которого тоже не расслышал ничего угрожающего. Раздались шаги, за тонированным стеклом появилась тень. Несмотря на добродушную внешность, женщина — мать Сэнди, как он предположил, — не спешила открыть вторую раздвижную дверь, насторожившись при виде чужого человека на пороге ее дома.