Там, на неведомых дорожках...
Шрифт:
— Жар-цвет — отцвел. Теперь он бесполезен для нас… почти, — сказала Дубравка, — но мы по-прежнему можем извлечь из него Силу для себя и приготовить сурицу для тебя. Поэтому я в третий раз спрашиваю: ты принес Жар-цвет?
— Нет, любимая, — ответил я, не понимая суть вопроса, они же сами видят, что я не принес цветок. Допускаю, что пока жар-цвет цвел, то граница между мирами была зыбкой, и я мог передать его сестрам, но как я теперь могу пронести его — материальный объект — в сновидение?
— Для начала — это не сновидение, — Лала прочитала мои мысли, вероятно эмпатическая связь начинала
— И?.. — я внимал ей с неподдельным интересом.
— И — можно пронести предметы в сон, и вынести их отсюда, — усмехнулась Лала.
— Используй для этого свое воображение, — добавила Дубравка.
— В смысле? — не понял я.
— Ну и пенёк же ты! — рассмеялась Лала. — Иногда мне кажется, что все люди произошли от чурбанов…
— Эй, зачем обижать мои чурбаны, а? — насмешливо возмутилась Дубравка.
Стоит отметить, что смех согнал часть бледности с их лиц и отрешенности с фигур.
— Ты можешь хранить предметы, материальные, в области своего воображения, — медленно, с расстановкой, словно идиоту, объяснила Лала.
— И после — переправить их через Черту в область… сна, — закончила ее мысль Дубравка.
— Чушь какая-то… — возмутился я. — И как мне это провернуть, в натуре, так сказать?
— Это уже твоя забота, — усмехнулась дева гор. — Хочешь испить сурицы, рвись изо всех сухожилий.
— А ты уверена, что я хочу испить сурицы? — прищурился я. — Нужна ли мне та сила, о которой вы талдычите?
— Люди такие глупые, — поморщилась Дубравка, — не видят дальше своего носа, не ведают даже своего завтра, но зато уверены в своей правоте как никто другой. Не понимаю, как некоторые сестры могут бросить все и отправиться жить в их тесный мирок?..
— Я бы еще раз вспомнил о любви, как о побудительной причине, — невинно произнес я.
— Точно! — воскликнула Лала, прищелкнув пальцами. — Вот тебе и стимул: если не принесешь Жар-цвет в следующий раз, то никогда больше нас не увидишь!
Кажется, у меня начало темнеть в глазах. Я понял, что Лала не шутит, но при этом я понятия не имел, как принести цветок, и это было как-то жутко не справедливо и тоскливо.
— Вы это серьезно? — обреченно, уже зная ответ, уточнил я.
Русалки отступили от меня, затем развернулись и пропали в серой пелене пробуждения. Или засыпания.
Глава 43. Выживание — если нельзя, то очень хочется (ночь 46)
В этот раз проснулся я ночью. Светила местная желтоватая луна, вальяжно плывущая по живенько расцвеченному полотну местного ночного неба. Так и не скажешь по ней, что она символ одиночества и печали. Однако и то и другое я ощущал более чем остро, поскольку ума не мог приложить как именно выполнить задание русалок, и, соответственно, готовился к долгой разлуке.
Головная боль после пробуждения почти прошла, в отличии от жажды, но делать крюк к Каменке я не стал, понадеявшись, что в лесу мне повстречается родник или ручей.
Задачка была поставлена эпическая. Туда незнамо куда я уже сходил. Теперь надо было принести то, незнамо как. Насколько я понял, жар-цвет всё еще оставался артефактом, предметом силы и русалки всё еще могли использовать его для того, чтоб стать берегинями, ну и попутно «апнуть» меня, приготовив некую сурицу, пищу богов. Пища богов в античности вроде амброзия называлась, её на олимпе употребляли. Что ж, если есть возможность приобщиться к забавам олимпийцев, то почему бы и да? Хотя не уверен, что она мне зайдет, я ж не бог и даже не герой. Может мне её не пить придется, а умыться ей, или в инвентарь поместить, в ресурсное отделение. Разберемся, проблемы буду решать по мере поступления.
Сейчас же основная проблема была в переносе материального предмета в нематериальное пространство, в сновидение, ну или не в сновидение, а в граничный сон, на Грань. Для меня, если честно пока и то, и то — едино, не вижу разницы. И суслика.
Можно было бы попробовать запомнить жар-цвет во всех деталях, а потом постараться припомнить-вызвать эту форму во сне, и даже побегать и напитать ее силой до плотного состояния. Вот только почему-то не уверен в том, что полученный предмет, если этот план все же сработает, будет реальным жар-цветом, скорее некой репликой, без сакральных свойств.
Следующий вариант связан с перемещением во сне. Себя же во сне я переносил с места на место, вот только, во-первых, не осознано, а во-вторых, я все еще не уверен, что перемещение имело мистическую природу, а не сомнамбулическую. Те предметы, что я захватил с лысой горы, в явь так и не перенеслись, как не перенеслась грязь на теле и одежде.
Ну и последнее, что приходило на ум, это использовать инвентарь боевого тела. Ведь он что-то делал с предметами, переводил их в другую форму или вид. Я, правда, пока не понял всех правил, ограничений и возможностей, но те эксперименты, которые я проводил, начинали вырисовывать некие структуры и зависимости.
Например, пища, прошедшая через инвентаризацию, оставалась вполне себе съедобной. Органические предметы, куриная кость и мертвый жук, которых я помещал в инвентарь на долгий срок, не сгнили и не разложились, но мясо на кости сильно заветрелось, окислилось. При этом осталось съедобным, расстройства кишечника не вызывало. Значит на вещи в инвентаре продолжала действовать внешняя среда, но не действовали микроорганизмы. Бактерии и черви в мясе внутри инвентаря не завелись, и не удивительно, ничего живого я туда изначально не мог поместить. При этом с кислородом они контактировали, и это наводило на ряд размышлений. Вероятно, контакт был не только с кислородом, а со всем, с чем контактировал я.