Там, на неведомых дорожках
Шрифт:
— Вполне, — Шуйский кивнул головой. — У меня в это время будет подготовка к экзаменам, но не возражаешь, если я выкрою время и присоединюсь к отцу? Может, у нас получится, и ты покажешь что-то в Лондоне? А взамен я обязуюсь летом устроить экскурсию по Питеру.
— Звучит круто, — мы пожали друг другу руки, закрепляя предварительную сделку.
Я не рассказывал Мстиславу о крестражах, просто сказав, что у моего крестного Блэка, происходящего из древнего и мрачного рода, хватает страшноватых вещиц. Одну из них кто-то испоганил, подселив что-то смертоносное и крайне неприятное. Вот это что-то и надлежит извлечь его отцу,
Такой информацией вполне хватило для налаживания первичного контакта. Старший Шуйский в процессе работы, конечно, неизбежно сообразит, что в диадеме именно крестраж. А если не сообразит, то значит, он не соответствует своему высокому званию мастера-артефактора.
Но он сообразит, в этом я не сомневался — недаром же Мстислав показывал мне газетные и журнальные вырезки о собственном отце, где о его способностях и экспериментах многочисленные коллеги отзывались весьма высоко.
Именно такой проверенный специалист мне и был нужен. Его профессиональная этика не позволит ему разглашать секреты клиентов. А Непреложный обет, который я собирался с него взять, поможет сохранить факт крестража в тайне.
— Не обижайтесь, парни, но с чего вы вдруг решили, что эта ваша Британия — пуп земли? — спросил Глеб Дворцов.
В тот субботний день мы, в чисто мужской компании, выдвинулись в окрестности Колдовстворца. Побродили по округам, забрались на Козью горку и сейчас наблюдали, как внизу речка Ленточница несет свои воды через всю горную долину и исчезает за поворотом, скрываясь в Сказочном Лесу.
Деревья вокруг нас стояли голые, присыпанные снегом. Вдалеке, каркая, кружилась воронья стая, и я был уверен, что мой Хуги, которого я отправил размять крылья, находится именно там.
— Для каждого его Родина явно не пустой звук, — вполне резонно возразил Невилл.
К тому времени мы неплохо узнали друг друга и временами поднимали серьезные темы, спорили о разных вещах и делились идеями и своим пониманием некоторых вещей.
Из нашей группы, представляющей Хогвартс, сейчас нас здесь четверо — я, Малфой, Диггори и Лонгботтом.
С Маркусом Белби, Эдрианом Пьюси и Энтони Рикеттом дружить мы так и не стали, а с близнецами Уизли даже не пытались. На самом деле, с близнецами-то никто толком никогда и не общался. Лишь канон убеждал, что они душа любой компании и их все обожают. Это было далеко от правды, очень далеко. Дело в том, что сами близнецы самодостаточны и предпочитали общество друг друга. Да и мало кто мог долго выдерживать их излишне энергичный, непоседливый характер, постоянные шуточки на грани фола и желание устроить заварушку, а то и пакость.
— Это, конечно, так, — Шуйский кашлянул, признавая правоту Лонгботтома. — Но Глеб говорит о более конкретных вещах. Вы, например, считаете, что это Дамблдор положил конец войне.
— А что, разве не так? — лениво поинтересовался Малфой. Директора он не уважал от слова вообще, но и родную страну так просто сдавать не собирался.
— Нет, конечно, — подключился Фроунг. — Вот сколько магов у вас погибло за то время?
— Около тысячи.
— У нас в Дании чуть меньше. Зато в России более десяти тысяч. Примерно столько же полегло и в Германии. Представляете разницу?
— Представляем. Это можно проверить? — спросил Диггори.
— Не проблема найти старые газеты. Там правды больше. Или вот еще — ваша война с Волдемортом.
— По хроникам около трехсот магов в общей сложности, — быстро ответил Драко.
— Иногда мне завидно, что в Британии даже воюют как-то по-людски, экономно и изящно, — Шуйский невесело усмехнулся. — Эту схватку и войной-то называть зазорно… У нас семьдесят лет назад прошла гражданская война. Красные маги воевали с белыми. С каждой стороны было уничтожено примерно по восемь тысяч человек. А вы говорите, война! — он выделил последнее слово.
«Русский бунт, бессмысленный и беспощадный» промелькнула у меня в голове мысль Пушкина, но озвучивать ее я не стал.
— И все же ту, мировую, войну закончил Дамблдор, — заметил Лонгботтом.
— Формально так и есть. Вот только он соизволил вызвать Гриндевальда на дуэль, когда американцы сумели продавить магические щиты и очищали Францию, а русские с союзниками стояли под Берлином. Всех серьезных немецких, австрийских и итальянских магов к тому времени уже отправили на тот свет, а деньки Гриндевальда были сочтены и безо всякого Дамблдора. Чего он тогда столько времени ждал? Ведь по идее он мог сохранить чертову уйму чужих жизней! — Дворцов прислонился спиной к большому дубу и скрестил руки на груди.
— Вы у себя слышали правдивую историю Гриндевальда и Дамблдора? — осторожно поинтересовался Шуйский.
— Если ты про то, что они являлись любовниками, то да. Это не секрет в определённых кругах, — ответил Малфой.
— У нас многие считают, что Гриндевальд был более сильным и обладал большей мощью. А вот Дамблдор брал изворотливостью и хитростью, — добавил Браге.
— Он, по слухам, играл пассивную роль в их паре, — буркнул Дворцов. Копаться в грязном белье никому из нас не нравилось, но уж коли пошла такая пьянка… Тем более я соглашался практически со всем сказанным и лишь из солидарности с друзьями помалкивал.
Все же действительно, британские маги думают, что они самые сильные, что именно они победили Гриндевальда, и что им принадлежит решающий вклад в той войне. И главное, они искренне в это верят и их хер в чем убедишь.
— Жили у бабуси два веселых гуся. Один серый, второй белый — оба пидорасы, — пошутил Мстислав, и мы невольно рассмеялись. Дождавшись, когда все немного успокоятся, он добавил: — У нас в Дурмстранге даже выражение есть — насосать на клятву.
— Чего? — одновременно удивились Невилл и Седрик.
— Похоже, каким-то невероятным способом Дамблдор в молодости получил от Гриндевальда клятву о непричинении вреда. Он физически и магически не мог ему ничего сделать.
— У нас почти все считают, что Дамблдор просто пришел к Гриндевальду и потребовал, чтобы тот сдался и отправился в тюрьму. Вот и все. Не было никакого эпического поединка. Дамблдор мог колдовать, а Гриндевальд нет. И ему пришлось уступить, — пояснил Дворцов.
— Так действительно все и было? — переспросил Малфой. Его голос звучал как-то странно, и я понимал чувства друга — пусть Дамблдор и козел, но он свой козел, и вот так слышать, как его свергают с пьедестала и смешивают с дерьмом, не очень-то радостно. Это словно удар по всем магам Британии, светлым и темным, хорошим и плохим. — Вы действительно так думаете?