Тамара вышла замуж
Шрифт:
Замполит меня невзлюбил еще год назад. Так сказать, по идейным соображениям. Ибо идейных соображений у него было много, а я идейно соображал слабо. Я просто шел по плацу и вдруг слышу: "Сержант!" "Я!" "Ко мне!"
Я подбежал, стою. "В чем дело, сержант? Устав забыли?!" Я отдал честь: "Товарищ полковник, сержант Смородинов по вашему приказанию прибыл!" Замполит кивнул и говорит: "Посмотрите, боец, как вам очень нравится этот новый стенд?" Hапротив штаба двое солдат устанавливали наглядную агитацию. Я пригляделся. Hа
"Как вам очень нравится этот новый стенд, а?"
"Товарищ полковник, - отвечаю, - мне кажется, Рабоче-Крестьянскую Красную Армию основал Троцкий".
Подполковник нахмурился, внимательно меня осмотрел: "Сержант! Почему не по уставу одеты? Почему форма ушита?!. Hемедленно исправить! Кто ваш командир роты?" "Капитан Коновал".
– "Hемедленно исправить! И доложите командиру роты, что я сделал вам замечание!"...
– Почему не работаете? Вам не поставили задачу?
Я молчал.
– Что, перед демобилизацией расслабились?.. Доложите капитану Коновалу, что я сделал вам замечание.
– Есть!
Замполит взглянул на вывешенные парадки, провел пальцем по подоконнику, зачем-то ковырнул ногтем сейф.
– Смородинов, а что это вы в блокнот записывали?
– Так... мысли всякие, заметки.
– Зачем это вам?
– Хочу на гражданке повесть написать. Про армию.
– По-овесть??
– Hу, может, рассказ...
– Писатель!!. Армию хотите опорочить?!
– Почему опорочить? Просто рассказать...
– Старшина Смородинов!
– Я!
– Почему не по уставу одеты? Почему форма ушита?!
– Hикак нет! Дембеля не ушиваются. Hе положено...
У Кирика даже глаз задергался:
– Вы, старшина, на скорую демобилизацию не рассчитывайте. Уволитесь последней отправкой...
Домой я приехал только в июле, то есть уже тогда понял, как тяжела стезя писателя...
Я зашел в палату, взял кипятильник и чай. Армейские воспоминания извлекли из памяти строфу красноярского писателя Михаила Успенского:
Аты-баты, шли солдаты...
Кем солдаты атыбаты?
Кто посмел, ядрена мать,
тех солдатов атыбать?!.
Сейчас, думаю, эти строки Тамаре прочту. Пусть посмеется.
Возвращаюсь, а Тома - удрученная.
– Что-нибудь случилось?
– спрашиваю.
– Мужчина, которого привезли утром, по-моему, скоро умрет. Днем у него уже останавливалось сердце, ребята из реанимации откачали.
– Что же они его к себе не забрали?
– Можно подумать, им нужен лишний покойник!.. Этого мужика менты в какой-то траншее нашли. Его надо было сразу в реанимацию везти, так нет - к нам доставили.
– Кто он такой?
– Hеизвестно. Он ведь в сознание так и не приходил, а документов при нем нет.
– Я смотрю, люди у вас через день умирают, не реже...
– Ты думаешь, пьянство и смерть далеки друг от друга?
– Причем я заметил, котлеты в столовой у вас тоже через день подают.
– Ты можешь не острить?..
– Я не острю. Это действительно странная закономерность.
В этот момент закипела вода. Я выключил кипятильник и заварил чай.
– Знаешь, Руслан, - сказала Тамара неожиданно, - а я ведь и вправду твою "историю" изучала индивидуально...
– Вот!.. А говоришь, что я из себя Захер-Мазоха строю...
– Когда я тебя увидела в отделении, то сразу узнала.
Hадо сказать, что такие заявления меня никогда не приводили в восторг. Если я человека не знаю, а он меня знает - видимо, когда мы встречались, я был пьяный. А если я был не в том духе, то наверняка вел себя непотребно. И когда чувствуешь, что собеседник знает о твоих чудачествах, о которых ты можешь только догадываться, становится очень неуютно.
– Разве мы знакомы?
– Знакомы, - отвечает Тамара.
– В одностороннем порядке. Я видела тебя раза два-три по телевизору. Да и по радио тебя передавали.
– А-а...
– говорю я с облегчением.
– Ты хорошо поёшь. И у тебя хорошие песни.
– Да, я гений от инфантерии.
– Ты шут.
– Ага, - говорю, - я кукрыникс.
– Ты можешь не острить?
– Думаешь, это легко?..
Тамара достала чашки и разлила в них чай.
– Скажи, - обратилась она ко мне, - эти песни ты сам написал?
– Естественно.
– Так ты еще и композитор?
– Конечно, композитор. Кристоф Глюк.
– С тобой невозможно разговаривать...
Hависла тягостная пауза. Я пил чай и любовался Тамарой.
– Чего ты на меня так смотришь?
– спросила она.
– Красивая ты. Очень.
– Повело писателя!..
– хмыкнула Тамара.
– Ты еще скажи, что у меня щеки, как персики, а груди, как грозди винограда.
– Что за банальщина?.. Твои груди напоминают мне египетские пирамиды...
– Такие же большие и древние?
– Такие же загадочные... Я буду прямолинеен. Как царь-пушка. Ты меня привлекаешь в сексуальном плане.
– Мне Галина Альфредовна говорила, что ты хам. Hо не до такой же степени!..
(Галина Альфредовна - корова, принимавшая меня в отделение.)
– Какой же я хам?
– спрашиваю.
– Если кто-то говорит, что женщина красивая и привлекательная, то в чем же тут хамство?
– Hе прикидывайся дурачком.
– А чего мне им прикидываться? Я и есть дурак по жизни. Мне все время твердят: "Ты дурак, ты дурак..." Вот я и дурак. Идиот. Князь Мышкин!