Тамбовский волк

Юнак Виктор

— Ах, Иван Александрович, вы меня совсем засмущали. Что может подумать об нас с вами папенька?

— А что?! Я же н-не отказываюсь. Я, как любой честный мужчина, готов на вас жениться.

— Полноте, Иван Александрович. Я же знаю, что у вас в селе Калугино есть законная жена.

— Это-о... — Старых несколько замялся от неожиданности и даже икнул. — Так она же осталась в прошлом. Она ведь на сторону красноты перешла... Так что я теперь, можно сказать... вдов.

Он снова прижался к поповне и пытался целовать её в шею, едва торчавшую из-под высокого воротника.

Антонов какое-то время молча взирал

на всё это пьяное веселье. Затем ему вдруг захотелось пофилософствовать. Он стал искать собеседника, точнее слушателя. По левую руку от него сидел брат Митяй, по правую — хозяин этого застолья Фомичев. К нему и решил обратиться Антонов.

— Понимаешь, брат Фомичев, я себя иногда чувствую Емельяном Пугачёвым в этой стране.

— Почему? — удивился Фомичев.

— Потому что я борюсь за то, чтобы у нашей страны было то правительство, которое наш мужик заслуживает, а не то, какое находится у власти сейчас.

Дмитрий, всегда носивший с собой в планшетке блокнот и карандаш, едва старший брат начал говорить, стал записывать его мысли: для будущего. Ведь он не сомневался, что и у Александра, и у него, Митяя, будет большое будущее.

— И кто же будет во главе? — вопрошал Фомичев.

— Не ты — точно! — хихикнул Антонов, а после паузы добавил. — И не я! Я себя вижу в роли Главнокомандующего.

— Шура, а как же Тарас Бульба, твой любимый герой? — осмелился спросить брата Дмитрий.

— Э-э, Митяй! Бульба воевал с ляхами, с ок-к-купантами, с чужеземцами. У нас же сейчас идёт война с внутренним врагом...

Антонов хотел было ещё что-то добавить, но в этот момент в толпе танцующих мужиков и баб кто-то прокричал частушку:

— Раньше жили не тужили И ерманцев славно били, А пришли большевики — Нет ни пищи, ни войны.

Ему тут же завторил другой мужик:

— Будет лучше пусть война, Зато брюха хоть сыта!

Частушечная перекличка разгоралась всё больше. Антонов уже забыл о своих философствованиях и с удовольствием слушал.

— К нам приехал комиссар, Два красноармейца. Всё равно мы не пойдём — На нас не надейся!

Наконец, в дело вступили и бабы:

— На боку зелёный бант — Мой Матаня — партизант.

Ей ответила другая:

— На столе стоит бутылка, А в бутылке — висант. Ах, подружки, кака радость, — Мой

милёнок — партизант!

— Ай, не то поёте! — закричал Иван Ишин. — Вот, как надо:

Картошки цветут — Осыпаются. Коммунки бегут — Спотыкаются. Пулемёты затрещали — Сам Антошка на бою. Коммунисты запищали: "Наша власть на краю!"

Он лихо отстучал ладонями по коленям и голенищам сапог и хитро поглядел на Антонова. Тот захохотал и зааплодировал.

И тут вошёл в раж Дмитрий Антонов. Он засунул блокнот с карандашом назад в планшетку, вскочил из-за стола и выкрикнул свою частушку:

— Пулемёты затрещали, Александр кричит "ура!". По колена в крови стану, Штобы власть была моя!

Наконец Антонов почувствовал, что ему становилось скучно. Он стукнул кулаком по столу и поднялся.

— А как там, Фомичев, у нас с банькой?

— А банька давно готова, Александр Степанович, — живо откликнулся Фомичев и тут же подал знак стоявшему в стороне мужику.

Тот кивнул и побежал выполнять приказание.

— А не пойти ли нам тогда всем в баню, а?

Антонов глянул на веселящуюся компанию и нетрезвым шагом направился вслед за Фомичевым. За ним вереницей тут же потянулись его ближайшие сподвижники и выбранные ими бабы.

Баня была большой, барской. Влажный пар стоял стеной. Поначалу, с улицы даже дышать было трудно, но затем, попривыкнув, Антонов попросил ещё раз облить водой раскалённые камни. Он лежал на полке, покряхтывая от удовольствия и прикрыв глаза, а две голые бабы с двух сторон угощали его берёзовыми веничками. Рядом раздавался бабий визг и мужицкий хохот — это мужики щипали своих подруг за самые неприличные места.

— А теперь все в пруд! — Антонов вскочил на ноги и, как был, в чём мать родила, рванул на улицу и, пробежав метров пятнадцать, бултыхнулся в неглубокий пруд с заранее продолбленой прорубью с ледяной водой. — А-а! Благодать!

Его примеру последовали все парившиеся, и вскоре визг из закрытого помещения перенёсся сюда. Хмель постепенно выветривался из голов.

Однако недолго пришлось наслаждаться Антонову. Появился всадник с подушкой вместо седла — один из охранявших село партизан.

— Александр Степаныч! — спешился он и подбежал к заснеженному берегу, ища глазами Антонова. — Александр Степаны-ыч!

— Чего тебе? — наконец ответил Антонов.

— К селу приближается конница Бриммера.

Веселье тут же прекратилось. Антонов поплыл к берегу.

— Ты уверен? — спросил часового Токмаков, первым вышедший из пруда.

— Точно он.

— От, краснота! Даже расслабиться не дадут, — Антонов заворачивался в принесённую ему банщиком простынь. — Всем одеваться и по коням.