Тамерлан
Шрифт:
В это время за дверью, в тёмном коридоре, кто-то торопливо прошёл.
Тимур насторожился: ночью каждому во дворце надлежало быть на своём месте, чтобы каждого, если надо, Тимур мог и в темноте найти, на ощупь, как халат или кувшин.
«Кто мог пройти? Куда?»
Тимур прислушивался.
Вскоре шаги повторились.
Кто-то шёл сюда.
Кто-то встал на пороге, видно пытаясь рассмотреть эту комнату в темноте.
Тимур затаился, прижавшись к стене, и рука его сжала рукоятку кинжала,
Голос Мурат-хана:
— Государь!
Тимур нехотя отозвался.
— Я вас везде ищу, государь!
— Что там?
— У ворот — человек. Просит допуска: «Особая весть», — говорит.
— Кто это?
— Купец.
— Чего ему?
— Обещает только вам сказать.
— Откуда?
— Не говорит. Спину ослу сбил до костей. Сам еле на ногах стоит. Видно, издалека.
— Приведите. Дайте свету.
Внесли светильник и поставили на полу. Тимур не сдвинулся с места, лениво глядя на дверь.
В двери он увидел сопровождаемого воинами покрытого густой пылью невысокого человека в сером от пыли халате.
По высокой шапке Тимур вспомнил Геворка Пушка и строго сказал:
— Сперва отряхнулся б!
— Государь! До того ли?
— А что?
Пушок, переступая порог, еле держался на широко расставленных ногах и не имел сил ни согнуться для поклона, на пасть на колени и лишь глядел на Тимура обветренными глазами из-под отяжелевших от пыли ресниц.
Тимур, не шевельнувшись, осмотрел его:
— Чего ты такой?
— Караван ограблен!
— Потому я и послал тебя…
И, сказав это, подумал: «Головой он, что ли, ударился?»
— Он-то и ограблен!
— Мой? — оторопел Тимур.
— Увы, государь!
— Где?
— По дороге на Бухару. Напротив Кургана.
— Тут? Рядом! А ты?
— Бежал к вам.
— А разбойники?
— Ушли.
— Не поймали?
— Никого. Да и некому: стража спала.
Одним тигриным прыжком Тимур выскочил за дверь:
— Где начальник караула? Царевича звать, Мухаммед-Султана! За ханом послать, чтоб сразу сюда скакал.
Уже в другой зале Тимур приказывал:
— Эй, Мухаммед! Распорядись созывать совет! Немедля сюда! И чтоб лишнего — никого! Эй, амир Хусаин!..
Таким голосом Тимур командовал в самые опасные минуты боя.
— Эй, Мурат-хан! Остереги великую госпожу: Улугбека не отпускать на охоту! Никому из гарема не соваться за город.
Огромными прыжками он проносился через весь дворец.
Воины, сидевшие у дверей, вскакивали, спросонок хватаясь за мечи или копья.
Зажигались светильники, факелы.
Со двора уже мчались гонцы и скороходы созывать воевод, советников, начальников караулов.
Весь Синий Дворец проснулся. Отсветы огней блистали на гладких,
Мухаммед-Султан допытывался:
— Война, дедушка?
— Разбойники под самым городом. Понимаешь? Нет? Не понимаешь?
Но чтобы слышать деда, надо было бежать следом за ним: дед не останавливался ни на минуту.
Тимур нетерпеливо сжимал кулак:
— Чего ж ещё не собрались? Где они?
Позванные уже въезжали во двор, поспешали наверх, на зов своего повелителя, спрашивая друг друга:
— Война?
— Какая-то страшная весть!
А Тимур уже стоял среди залы. Рука его дрожала, чего не случалось ни в одной битве.
— Посмели грабить! Здесь! Меня! И сумели!
Он кричал так, что воздух дрожал:
— Кто? Где они?
Вельможи молчали, удивлённые и озадаченные. Тимур кричал, пытаясь объяснить им происшедшее:
— Не побоялись! Посмели! Сумели! И ушли. Не понимаете? А я понимаю, я знаю!
Ему невозможно было сказать им, что сам он когда-то вот так же начинал… А теперь кто-то другой! У него за спиной!
Но вельможи стояли, не постигая всей опасности происшедшего.
Начальник городской охраны Самарканда амир Музаффар-аддин попытался успокоить Тимура:
— Государь! Ведь совсем недавно был такой случай. И всех поймали и наказали.
— Где?
— Около Кутлук-бобо! Тогда… караван с кожами…
Он осёкся, увидев застывшие глаза онемевшего Тимура.
Но никаких голосов не было слышно в той отдалённой комнате, где Пушок остался один и не знал, ждать ли здесь, уходить ли?
Светильник чадил. Рыжая струйка копоти тянулась вверх, и какая-то большая розовато-дымная бабочка, залетев на свет, вертелась странными кругами, падая вниз, взмывая вверх.
Пламя светильников множилось в многоцветных отблесках на глади зелёных изразцов, покрывавших низ стен, на шёлковом ворсе просторного ковра, на яхонтах и лалах, украшавших шапки и перстни, на золотых шишаках княжеских колпаков, на золотом шитье тяжёлых халатов.
Созванные сюда советники Тимура оделись, как одевались обычно, являясь ко двору, — повелитель не простил бы, если б в одежде поднятых с постелей вельмож заметил признаки спешки или ночной небрежности, как не простил бы, если б они вздумали так нарядиться в поход, — в поход все отправлялись в простых, удобных одеждах, а величались там один перед другим лишь красотой оружия.
Пока длился этот ночной совет, Тимур сидел, опершись о круглые парчовые подушки, протянув негнувшуюся ногу в мягком, как чулок, сапоге, и поглядывал исподлобья на говоривших.