Тамиздат. Контрабандная русская литература в эпоху холодной войны
Шрифт:
«Иван Денисович» и социалистический реализм
«Один день Ивана Денисовича» – январский день 1951 года, за два года до освобождения Солженицына из Экибастузского лагеря 13 февраля 1953 года. Три недели спустя, 5 марта 1953 года, умер Сталин. Прошло восемь лет с описанного в повести исторического момента и шесть лет с момента, когда Солженицын вышел из лагеря, прежде чем 18 мая 1959 года он приступил к работе над повестью. В тот же день в Москве собрался Третий съезд писателей СССР 164 . Его заседания передавали по радио, о них писали крупнейшие советские газеты. На третий день съезда перед членами Союза выступил Хрущев с речью «Служение народу – высокое призвание советских писателей»:
164
Решетовская Н. В споре со временем. М.: Изд-во АПН, 1975. Хотя эти мемуары первой жены Солженицына привели в ярость самого писателя (Солженицын А. Бодался теленок. С. 329–330; 554) и вызвали скандал в эмигрантской прессе (см., например, рецензию Екатерины Брейтбарт: Грани. 1976. № 100. С. 505–511), эту дату – пусть и без указания на связь со съездом – приводят в основных биографиях Солженицына (см., например: Scammell M. Solzhenitsyn. P. 382). См. также: «Был ли случайным в жизни Солженицына… тот поздневесенний день, 18 мая 1959 года, когда он начал писать „Один день одного зэка“? Случайно ли вспомнил замысел девятилетней давности <…>? О случайности не могло быть и речи» (Сараскина Л. Александр Солженицын. М.: Молодая гвардия, 2008. С. 457).
Разве не является хорошим и нужным такое произведение, в котором автор правдиво показывает положительных героев? Такие авторы не всё одобряют в своих положительных героях, они видят людей такими, какими
165
Хрущев Н. С. Служение народу – высокое призвание советских писателей // Советская культура. 1959. 24 мая. № 64. С. 1.
Три года спустя, в 1962 году, когда Хрущев лично дал разрешение напечатать «Ивана Денисовича», в герое Солженицына ему больше всего понравилась неистребимая привычка к труду, в полной мере проявившаяся в сцене укладки кирпичей в рабочей зоне, где Шухов в «положительную» сторону отличается от интеллигента Оттера у Гинзбург. В глазах Хрущева Иван Денисович являл собой пример положительного героя, способного «прокладывать пути в будущее». При этом речь Хрущева отсылала к Первому всесоюзному съезду советских писателей 1934 года, когда социалистический реализм был объявлен основным методом советской «художественной литературы и литературной критики»: «правдивость и историческая конкретность художественного изображения» должны были сочетаться в нем «с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма» 166 . Соблюдение канонов соцреализма, государственной доктрины, «направленной на создание образцового общества посредством литературных и художественных образов» 167 , официально оставалось обязательным для советских художников и писателей вплоть до конца 1980-х годов – пренебрегать ими было нельзя даже в самые «теплые» годы хрущевской оттепели.
166
Первый всесоюзный съезд советских писателей: Стенографический отчет. 1934. М.: Худож. лит., 1934. С. 4.
167
Kozlov D. Readers. P. 2.
В эссе «Что такое социалистический реализм?» (1957) Абрам Терц, он же Андрей Синявский, видный советский критик, определяет «положительного героя» как святая святых социалистического реализма – наряду с обязательным наличием великой Цели (грядущего торжества коммунизма). Благодаря этой конечной Цели, утверждал Терц, «каждое произведение социалистического реализма еще до своего появления обеспечено счастливым финалом»: «Этот финал может быть печальным для героя <…> Тем не менее он всегда радостен с точки зрения сверхличной цели…» 168 День, описанный в повести Солженицына, в конечном счете оказывается «ничем не омраченным, почти счастливым» 169 , так что Чуковский, чья рецензия на повесть способствовала ее публикации, даже говорил, что текст мог бы называться «Счастливый день Ивана Денисовича» 170 . И действительно – день кончается чередой удач: Шухов получает «два печенья, два кусочка сахару и один круглый ломтик колбасы» 171 от привилегированного интеллигента Цезаря, который получает посылки из дома и греется в конторе, но изображен как человек более низких, по сравнению с Иваном Денисовичем, моральных качеств, несмотря на свой более высокий социальный статус 172 . За окном «никак сегодня не натягивало на сорок» градусов мороза, только на «двадцать семь с половиной» утром, а днем даже потеплело: «Градусов восемнадцать, не больше. Хорошо будет класть» 173 . Шухову и его сто четвертой бригаде, которую послали на стройку, повезло больше, чем заключенным из восемьдесят второй бригады, отправленным копать мерзлую землю, где не спрячешься от мороза и ветра. По пути обратно в жилую зону Шухов и другие заключенные думают: «…Домой идем. Так и говорят все – „домой“. О другом доме за день и вспомнить некогда» 174 . Возвращаясь в барак, Шухов нащупывает зашитый с утра в матрас кусочек хлеба: «…Утренний кусок хлеба на месте! Порадовался, что зашил» 175 . К тому же в этот день Шухову паек полагается больше, чем всем остальным: «Сегодня по работе кормят – кому двести, кому триста, а Шухову – четыреста». Сверх того ему достается еще двести граммов, паек Цезаря, словом – «житуха» 176 :
168
Терц А. Что такое социалистический реализм? Париж: Syntaxis, 1988. С. 21.
169
Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. С. 115.
170
Чуковский К. Литературное чудо. С. 661.
171
Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. С. 113.
172
Этот эпизод «перекликается» с более ранним, когда утром Цезарь разрешает Шухову затянуться его сигаретой.
173
Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. С. 11, 12, 49.
174
Там же. С. 84. Если сам лагерь назван «домом», то солагерники Шухова составляют его «семью» – метонимически представляющую собой «большую семью», то есть миф, который «составляет каркас соцреалистического романа или пронизывающую его структуру» (Clark K. Socialist Realism with Shores: The Conventions for the Positive Hero // Socialist Realism without Shores / Ed. T. Lahusen, E. Dobrenko. Durham, NC: Duke University Press, 1997. P. 30).
175
Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. С. 92.
176
Там же. С. 96, 102.
Засыпал Шухов, вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся.
Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый 177 .
На первый взгляд, день действительно заканчивается на счастливой – точнее, «почти счастливой» – ноте. Но если, как полагает Терц, движущая сила соцреализма – положительный герой, стремящейся к достижению Цели, тогда Ивана Денисовича скорее можно охарактеризовать как положительного героя без цели: его находчивость, мужицкое достоинство, жизнерадостность и трудолюбие – не инструменты построения социализма. Скорее это базовые, инстинктивные средства самосохранения и органичная часть его натуры как труженика и крестьянина. Поэтому Иван Денисович – только наполовину соцреалистический персонаж: рожденный, чтобы вступить в ряды положительных героев, он лишен знамени, под которым шествует социалистический реализм, – великой Цели. Соцреализм как метод у Солженицына подрывается изнутри.
177
Там же. С. 115.
Положительный герой без цели вскоре появится и в русской деревенской прозе – течении, связанном с рассказом Солженицына «Матренин двор», который был завершен осенью 1960 года и опубликован в «Новом мире» через два месяца после «Ивана Денисовича» 178 . Хотя «разница в возрасте» между двумя персонажами Солженицына невелика, положительные качества Матрены, унаследованные от Ивана Денисовича, перерастают в нечто большее – праведность: «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша» 179 . Помимо крестьянской мученицы Матрены, которая трагически гибнет под колесами паровоза, сходство с Иваном Денисовичем проглядывает и в Спиридоне, пятидесятилетнем крестьянине из романа «В круге первом», говорящем рифмованными, благозвучно «закольцованными» присказками вроде «Волкодав – прав, людоед – нет» 180 . И если сравнение самоотверженной (и бездетной) Матрены с Анной Карениной выглядело бы надуманным, потому что
178
Солженицын А. Матренин двор // Новый мир. 1963. № 1. С. 42–63. В том же номере напечатан еще один рассказ Солженицына – «Случай на станции Кочетовка».
179
Солженицын А. И. Матренин двор // Солженицын А. И. Рассказы. М.: АСТ, 2007. С. 150. Как и в случае с «Одним днем Ивана Денисовича», название «Матренин двор» предложил Твардовский. Изначально Солженицын озаглавил рассказ пословицей «Не стоит село без праведника», что находит отражение в его притчевом финале.
180
Солженицын А. И. В круге первом. М.: Наука, 2006. С. 419. Хотя Спиридон на десять лет старше Ивана Денисовича, роман был написан раньше, но содержался в тайне из-за более политически рискованного содержания. Ср. замечание Шаламова из неотправленного письма Солженицыну: «Спиридон – слаб, особенно если иметь в виду тему стукачей и сексотов. Из крестьян стукачей было особенно много. Дворник из крестьян обязательно сексот и иным быть не может. Как символический образ народа-страдальца фигура эта неподходящая» (Шаламов В. Собр. соч. Т. 6. С. 314).
181
«Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего-то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что-то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые» (Толстой Л. Н. Война и мир. Том 3 // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М.: Худож. лит., 1980. Т. 6. С. 54). О Шухове и Каратаеве см., например: Шнеерсон М. Александр Солженицын: Очерки творчества. Франкфурт: Посев, 1984. С. 113–117. Само по себе то, что Иван Денисович словно вышел из русской классики, способствовало напечатанию повести как качество, против которого не стал бы возражать никакой цензор (как отмечалось в еще одной внутренней рецензии – Михаила Лифшица: см. «Ивану Денисовичу» полвека. Юбилейный сборник. 1962–2012 / Сост. П. Е. Спиваковский, Т. В. Есина. М.: Русский путь, 2012. С. 26). Что касается Матрены, Людмила Кёлер возводит этот персонаж, равно как и солженицынский сказ, к сказке Николая Лескова «Маланья – голова баранья» (1888), героиню которой «прозвали так, потому что считали глупой, а глупой ее считали, потому что она больше думала о других, чем о себе» (Koehler L. Alexander Solzhenitsyn and Russian Literary Tradition // Russian Review. April 1967. Vol. 26. № 2. P. 177).
182
Толстой Л. Н. История вчерашнего дня // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М.: Худож. лит., 1978. Т. 1. С. 343. Сам Солженицын говорил, что мог бы, конечно, описать и весь свой десятилетний лагерный срок, и историю лагерей в целом, но считал, что достаточно собрать все приметы лагерной жизни в одном дне рядового, ничем не примечательного заключенного и описать этот день с утра до ночи (см.: Scammell M. Solzhenitsyn. P. 382). Параллели между Толстым и Солженицыным несколько более очевидны в позднем творчестве писателей, включая роман Солженицына «Август Четырнадцатого» (1971). См., например: Франк В. Солженицын и Толстой // Франк В. Избранные статьи / Сост. Л. Шапиро. Лондон: Overseas Publications Interchange, 1974. С. 127–134.
Конечно, хрестоматийный образ крестьянина, реанимированный Солженицыным, изменился в советское время под влиянием самого хода истории, как и соцреализм адаптировал парадигмы классического реализма к запросам партии и исторического момента (о том же Каратаеве советские критики часто отзывались неодобрительно, считая его «реакционным» и устаревшим воплощением праздности). От своего предполагаемого предшественника, реализма XIX века, социалистический реализм отличался серьезностью и суровостью, вызывавшими в памяти, как отмечал Терц, скорее не XIX, а XVIII век – эпоху классицизма в России:
Вернувшись к восемнадцатому веку, мы сделались серьезны и строги. Это не значит, что мы разучились смеяться, но смех наш перестал быть порочным, вседозволенным и приобрел целенаправленный характер <…> На смену иронии явилась патетика – эмоциональная стихия положительного героя. Мы перестали бояться высоких слов и громких фраз, мы больше не стыдимся быть добродетельными. Нам стала по душе торжественная велеречивость оды. Мы пришли к классицизму. <…> Поэтому социалистический реализм, пожалуй, имело бы смысл назвать социалистическим классицизмом 183 .
183
Терц А. Что такое социалистический реализм? С. 47–48. Сопоставляя соцреализм с предшествующими формами мышления, Катерина Кларк идет еще дальше: «Соцреализм – своего рода возвращение (разумеется, с определенными оговорками) к более ранней стадии развития литературы, к эпохе притчи. Соцреалистический „роман“ построен на принципах, сближающих его со средневековым мировосприятием». Обязательное наличие положительного героя роднит его со «средневековой агиографией» или даже сказкой, «несмотря на различную идеологическую подоплеку» (Clark K. Socialist Realism. P. 27–28, 42).
Называть Солженицына классицистом было бы натяжкой, хотя «Один день Ивана Денисовича» в каком-то смысле построен по классическому принципу единства времени, места и действия: события повести не выходят за рамки одного дня, привязаны к одному месту и развиваются линейно, не считая отдельных ретроспективных вставок и минимальных отступлений. К тому же нет ничего более чуждого Ивану Денисовичу, чем «высокие слова и громкие фразы». И все же Самуил Маршак заметил, что повесть «правдива, строга и серьезна» 184 , а Чуковский с похвалой отозвался о том, как Солженицын описывает упоение Ивана Денисовича физическим трудом, назвав это описание «классическим» (хотя и не «классицистическим», как сказал бы Терц) 185 . Более того, его рабочий задор заразителен и передается другим персонажам – за пределами единства времени и места в повести. Читатель не знает, скажем, трудится ли капитан Буйновский, солагерник Шухова и старый коммунист, на стройке с таким же рвением, как Иван Денисович, потому что он «выключен» из сюжета – должен будет отсидеть десять суток в карцере за то, что утром дерзил начальнику. Однако много лет спустя его реальный прототип, капитан Бурковский, после освобождения работавший в Центральном военно-морском музее на крейсере «Аврора» в Ленинграде, выразил искреннее восхищение правдивостью, с какой Солженицын изобразил сцену работы. В интервью газете «Известия» Бурковский сказал:
184
Маршак С. Правдивая повесть // Правда. 1964. 30 января. С. 4. В заключение рецензии Маршак выражает надежду, что «Иван Денисович, если только он жив-здоров, конечно, давно уже реабилитирован и работает».
185
Чуковский К. Литературное чудо. С. 662.
…Это хорошее, правдивое произведение. Любому, кто читает повесть, ясно, что в лагере, за редким исключением, люди остались людьми именно потому, что были советскими по душе своей, что они никогда не отождествляли зло, причиненное им, с партией, с нашим строем. <…> И еще одно ценю я в повести Александра Исаевича: как правдиво описан наш труд. Он был тяжел, изнурителен, но не унижал нас. Ведь подспудно мы сознавали, что и здесь работаем для Родины 186 .
186
Паллон В. Здравствуйте, кавторанг! // Известия. 1964. 14 января. С. 4. Разумеется, не исключено, что Бурковского вынудили отвечать так, как он отвечал, возможно, поставив условие, что только так он сможет сохранить за собой почетную должность куратора музея на «Авроре». Верно и то, что это интервью в «Известиях» «представляло собой идеальную пропаганду для Ленинской премии», на которую выдвигали Солженицына (Scammell M. Solzhenitsyn. P. 482). Вот как, однако, сам Солженицын поясняет образ кавторанга в своей повести: «Главное, чего требовал Лебедев, – убрать все те места, в которых кавторанг представлялся фигурой комической <…> и подчеркнуть партийность кавторанга (надо же иметь „положительного героя“!). Это казалось мне наименьшей из жертв. Убрал я комическое, осталось как будто „героическое“ <…> Немного вздут оказывался теперь протест кавторанга на разводе (замысел был – что протест смешон), однако картины лагеря это, пожалуй, не нарушало» (Солженицын А. Бодался теленок. С. 41).