Таможня дает добро
Шрифт:
О том, что Муратов сейчас находится на даче с любовницей, не знали ни его жена, ни дети. Это было известно лишь одному человеку — Адаму Михайловичу Самусеву, заместителю директора завода по хозяйственной части. Случалось, и раньше начальник хранилища приглашал своего сослуживца на дачу «оттянуться» с девочками.
Марина пила коньяк, Самусев хлестал водку, причем пил, почти не пьянея. Он сидел опершись локтями о стол, тупо глядя на любовницу. Та даже не пыталась ничего предпринимать, прекрасно зная, что вскоре
«Ну а теперь пошли в трубу дуть».
Федор потащит ее в спальню, на сырые простыни, под тяжелое, отсыревшее одеяло. Она будет ежиться от холода и, чтобы хоть как-то согреться, прижмется к горячему от водки телу мужчины. Он ею овладеет, быстро и сильно, абсолютно не интересуясь ее ощущениями. А после этого сразу уснет. Она же, разгоряченная, не удовлетворенная, еще долго будет лежать без сна, прислушиваясь к свисту ветра, к вою бродячих псов и к стуку капель дождя. Вновь вернутся холод, ощущение безысходного одиночества. Вновь она почувствует липкую, давящую на грудь влагу толстого ватного одеяла.
Но, как справедливо сказал Федор, в жизни все случается не так, как предполагаешь. Оно и случилось не так, как представила себе в мыслях женщина.
В десять часов в окошко постучали. Стекло отозвалось прохладным звоном.
— Кто это? — по–бульдожьи выставив вперед нижнюю челюсть, сверкнул глазами Муратов.
Марина испуганно передернула плечами.
— Кому это не спится в глухую ночь? — выбравшись из-за стола, Муратов качнулся, тряхнул головой, смахнул пот со лба и направился к окну. Он отдернул штору, прижался лицом к стеклу, расплющив о него нос. — Кто там?
— Я, Федор, я! — в темном плаще и в серой кепке прямо под окном стоял Адам Михайлович Самусев. В левой руке он держал портфель, в правой — связку ключей.
— Сейчас открою.
Муратов открыл дверь. Самусев вошел в дом, снял кепку, стряхнул ее.
— Чего стряслось, а, Михалыч?
— Да вот проезжал мимо, увидел огонек, думаю, дай заеду, навещу тебя.
— Тоже мне, нашел время для гостей! Ну раз уж приехал, заходи. — Самусев отметил что Муратов уже изрядно пьян. — Дай гостю тарелку, Марина. И стакан.
— Сейчас, сейчас, — Марина, ничего не понимая, засуетилась, поставила для Самусева два прибора.
Тот не торопился снимать плащ, стоял, глядя на пылающий камин.
— У вас тут хорошо, огонь горит, тепло. Давно небось устроились.
— Приехал бы ты на полчаса позже, я бы тебе дверь не открыл.
— Тогда бы я и огонька в окне не увидел. Кто ж таким делом при свете занимается? Я все понимаю, дело нужное, хорошее, третий в нем лишний, — хитро подмигнув хозяину, сказал Адам Михайлович.
— Раз уж зашел, то разденься, а то стоишь, как курица мокрая, вода с тебя на ковер течет!
Самусев снял плащ, потер руку об руку.
— Гнусная погода, да, Федор?
— Хуже не бывает.
— Как ты на машине сюда проехал?
— А ты на чем добирался? — удивленно заморгал Муратов.
— Я и не доехал, машину оставил в переулке. Уверен был, не проеду.
—- Да на твоих «Жигулях» в нашем переулке даже развернуться можно, не то что проехать.
— Побоялся. Еще застряну… А вдруг тебя бы на месте не оказалось, что потом делать? Сиди в машине, кукуй до утра, пока люди не появятся.
—- Точно, никого здесь нет. Весь поселок проехали, лишь на одной даче свет горел, то ли сторож там, то ли любовники заехали.
— А может, воры, — сказал Самусев.
— Может, и воры, кто ж их там разберет?
На даче Муратова Самусев бывал много раз. Самые важные вопросы решались, как правило, здесь. Тут хозяин и его приятель договаривались о делах, здесь пили водку, сюда привозили женщин. Здесь же иногда и ссорились, правда, не сильно.
— Выпей, — не спрашивая о желании гостя, Муратов налил полстакана водки. — А может, коньяку хлопнешь полстакана?
— Я за рулем.
— Заночуешь у меня, а утром уедешь.
— Нет, я к тебе ненадолго заскочил.
Дача Адама Михайловича Самусева находилась в соседнем поселке, километрах в шести отсюда. Поэтому у Муратова и не возник вопрос, зачем и почему заместитель директора, с которым он уже виделся днем, заехал к нему на ночь глядя. Впереди маячили два выходных дня, так что человек мог собраться к себе на дачу.
— Нет, пить я у тебя не стану, ты уж, Федор, меня уволь. Себе только в удовольствии не отказывай.
— Вольному воля, а я выпью.
Хозяин выпил. Покурили. Гость потер руки и наполнил стаканы.
— Люблю смотреть, как другие пьют.
— Самому пить лучше, чем на других смотреть. Марине было невдомек, с чего это вдруг Адам Михайлович Самусев так обхаживает Федора, подливает и подливает ему и ее не забывает. Часам к двенадцати Муратов был уже в стельку пьян, да и Марина с трудом держалась на ногах. Она принялась рассказывать Самусеву анекдот, но концовку, как ни старалась, вспомнить не смогла и принялась хохотать.
— Погоди, Марина, погоди. Так ты говоришь, Федор нервничает?
— Мягко сказано, нервничает! Он, по–моему, вообще с ума сошел.
— И что он тебе говорит? Ты его вчера и позавчера видела?
— Вчера я его видела, заезжал ко мне, — на глазах пьянея, произнесла Марина.
— Что он тебе говорил?
— А что он может сказать? Или молчит, или матом ругается.
— Переживает, наверное, из-за пожара на заводе.
— Еще бы он не переживал! С него уже подписку о невыезде взяли, а Барановского арестовали.