Тампа

Наттинг Алисса

Не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Поджариваться на солнце было идеальным занятием — ощущение лучшей солнца на коже будет служить хорошим отвлечением. Я намазала на себя толстый слой солнцезащитного крема и большую часть дня провела в бассейне, разлегшись в надувном шезлонге полностью обнаженной за исключением соломенной шляпы, и вглядывалась в прозрачное небо сквозь солнцезащитные очки. Я думала о Джеке, о том что он рядом со мной; его кожа пахнет хлором и кокосом… его яички сжимаются и твердеют в моей руке, когда он расслабляется в прохладной воде… Как прекрасно было бы лежать на горячем бетоне, в то время как он выскользнет из бассейна, стройный и обтекающий водой, ляжет на меня как холодный двойник, прижав своими руками и ногами мои конечности.

Я все равно питала надежду, что вместо худшего исхода — увидеть его, сидящего на диване, с родителями, допрашивающими его с большими

желтыми блокнотами в руках — все может обойтись куда лучше: Джек, подстригающий газон за свои еженедельные карманные расходы; веснушки грязи, прилипшие к его взмокшему обнаженному торсу; баскетбольные шорты, заткнутые на бедрах за боксеры. Если никого нет дома, то можно будет припарковать машину и внезапно появиться рядом с ним, изображая удивление: я просто не туда свернула, когда искала дом друга, и тут увидела его, подстригающего траву, и решила поприветствовать. Может ли он сделать перерыв и предложить мне стакан воды? Я пробегала весь день, и мучаюсь жаждой, да и он, наверное, тоже.

Если такое случится, я должна быть одета соответственно. Выйдя из бассейна, я подсушила волосы полотенцем и нанесла спрей с морской солью для того, чтобы придать кудрям неряшливый вид. Крем от солнца оставил на моем теле мягкий запах пляжа. Отложив нижнее белье, я надела махровые брюки чуть пониже пупка, застегивающийся спереди бюстгальтер и футболку, так чтобы живот был достаточно оголен. От похмелья у меня проснулось желание наесться крахмала, поэтому на полпути к его дому я остановилась перекусить картошки фри. У меня был особый способ есть ее. Мне нравилось зажимать губами по одной штучке, втягивать ее, подобно соломке, внутрь, предварительно обсосав всю соль, намочить и сделать их красноватыми. Когда я подъехала к дому Джека, губы жгло так, что я бы не почувствовала даже яд. Я припарковалась и звук глохнущего мотора тут же сменил разносящийся отовсюду тревожный стрекот сверчков.

Дверь гаража была закрыта, ни одной машины на дорожке не было. Но кто-то дома все-таки был: одиночное окно передней комнаты было освещено, а шторы раздвинуты. Достав бинокль из бардачка, я перебралась на пассажирское сиденье, откуда мне не загораживали обзор гигантские пальмы во дворе. Быстрый осмотр обнаружил средних лет мужчину, уснувшего на софе. Рядом на кофейном столике стояли две бутылки пива и коробка с пиццей. Я просмотрела каждый дюйм комнаты, до которого могла дотянуться взглядом, но Джека тут не было, только мужчина. Это же вечер субботы, глупо было питать какие-то надежды, — рассудила я. Но был и утешительный момент: бессознательная фигура отца означала, что дом не стоит на ушах из-за чрезвычайного происшествия. Конечно, Джек не сказал ни слова. Я перевела взгляд на темное окно комнаты Джека, и тут же бинокль выпал у меня из рук.

Поднять его быстро у меня не получилось. Моя грудь напряглась. Пытаясь отыскать бинокль на полу, я почувствовала что могу задохнуться от прилива адреналина. Неужели я и правда видела его?

Наконец я нашарила бинокль под сиденьем и так торопливо поднесла к глазам, что жесткие пластиковые окуляры больно ударили кость под левой бровью. Теперь, две семидесятимиллиметровые линзы отчетливо показывали мне фигуру, выделяющуюся на фоне темного окружения. Я приблизила еще больше, пальцы стали потными. Это точно был Джек. Его рука опускалась и поднималась, с усилием совершая повторяющиеся движения над промежностью. Подоконник мешал рассмотреть что было ниже, мне был виден только кончик его пениса. Зато полностью были видны его торс и согнутая рука. Увиденное почти заставило меня вскрикнуть, я засунула кулак в трусы и стала натирать клитор костяшками пальцев. В его позе и взгляде было что-то причудливое, отчего я кончила почти мгновенно. Не останавливаясь, я продолжила изо всех сил давить на лобковую кость, пытаясь заглушить ощущение, повергавшее меня в безумие, чтобы вернуть себе способность трезво оценить его как объект наблюдения. Он смотрел в окно прямо на луну и неистово дрочил, глядя на далекое небесное тело.

Он будто дразнил меня, и я чувствовала что чем больше смотрю на него, тем глубже и кровавее становится внутри меня рана. Когда он кончил, то на мгновение закрыл глаза, упершись головой в оконное стекло. И тут же внезапно развернулся и в панике быстро нагнулся, торопливо натянул штаны и растворился в глубине комнаты. Быстро переведя взгляд на гостиную, я обнаружила что отец проснулся и встал с дивана.

У меня было чувство, будто меня похитили и накачали наркотиками, а теперь мне нужно было сбежать: неясный, но острый паралич сковал мои руки, и я не могла даже повернуть ключ зажигания; взгляд расплывался, в затылке пульсировала тупая тошнота. Мое тело протестовало против бессмысленных действий, — все чего я хочу, находится

здесь, рядом, в ожидании того же, в то время как я уезжаю в противоположную сторону, — альпинист с кислородным голоданием, продолжающий подъем в гору, вместо того чтобы спуститься вниз. Мои ноги на педалях были слишком тяжелы. Я представила что мне пересадили опухшие ноги Джанет. Ее ортопедические туфли, то как она перепутывает педали тормоза и сцепления. На первом же светофоре я заглохла. Прошло несколько минут, прежде чем я поняла что выехала из его района по другой дороге. Пришлось сделать не один лишний поворот. На какой-то миг, проезжая с фарами дневного света мимо полосы мини-маркетов, я усомнилась, что вообще смогу вернуться домой. Вроде бы, это была дорога, по которой я ездила каждый день. Но в затылке пульсировала кровь, ее удары почти не отличались от стука полицейских дубинок по щитам; этот шум парализовывал и вызывал страх. Рассудок оставил меня. Все что я ощущала — бомба внутри меня с размеренно тикающим часовым механизмом, отсчитывающая время до неизвестной катастрофы.

Добравшись, наконец, до своей улицы, я припарковалась поперек подъездной дорожки. Одежда колола тело как грубый свитер, и едва зайдя внутрь, сбросила ее и в коридорной темноте прислонилась к прохладному гипсокартону, тяжело дыша. Спустя часы или минуты я услышала, что Форд вернулся домой — его громкое ругательство известило меня о том, что из-за моей машины ему пришлось припарковаться на дороге. Я сползла на пол, опустившись на корточки, как собака.

Дверь хлопнула и в лицо мне ударил мощный поток света.

«Селеста, Иисусе, привет! Хорошо что я не стал завозить Скотти на пиво…» Звук закрывающейся ручки, стук засова, лязг цепочки.

«Можешь выключить свет обратно?» — тихо попросила я. Тьма. Звук снимаемого пояса, стук откладываемого пистолета. Он подошел сзади и пристроился. Мой взгляд уперся в нашу стеклянную дверь, через которую светила луна, отражающаяся в бассейне, будто там и рождалась. Я уставилась на нее, стараясь думать не о грубых проникновениях Форда, а о любознательных и решительных движениях Джека, на ощупь изучающего свои инстинкты. Когда он кончил, я стала отползать к раздвижным дверям; сперма стекала по моим бедрам как кровь из раны. Молча, я прыгнула в бассейн и, опустившись на самое дно, что есть силы закричала, выпуская весь воздух из легких. Казалось, луна заполнила собой половину небосвода. Я продолжала выдавливать из себя последние остатки воздуха, легкие протестовали в панике, мышцы живота свело от потребности вынырнуть. Тут вид заслонил Форд, прикрывающийся рукой, чтобы любопытные соседи не увидели его голым через забор. «Какого черта ты делаешь?» — прочитала я по губам. Тогда я медленно подплыла к мелководной стороне бассейны и вынырнула.

Я вернулась к дому Джека вечером воскресенья. Надеясь на повторение представления, я выехала из дома в то же время, хотя это стоило мне немалых усилий, и приготовилась наблюдать на том же самом месте. Я поборола суеверное желание одеть ту же самую одежду, которая была на мне, когда я увидела блестящий кончик его эрегированного члена, многообещающую грудь, напряженные в движении руки, и рот, жадно глотающий воздух.

Но на этот раз Джека там не оказалось, окно было закрыто. Все что я могла видеть в его спальне — большие опущенные занавески, объявляющие что шоу закончилось.

ГЛАВА 6.

Утром понедельника шел проливной дождь, воздух был застлан непрозрачной пеленой. Ученики приходили с мокрыми волосами и учебниками, служившими им подобиями зонтов. К третьему уроку следы грязи от двери к партам и обратно образовали сложные, подобные танцевальным, схемы.

«Нужен туннель или что-то подобное, чтобы доходить от школы до внешних классов», — протестовала Марисса. Ее блузка промокла насквозь и липла к груди и складкам на талии. Джек появился минуту спустя, со следами дождя на плечах. С помощью папки, которой он прикрывался, ему удалось сохранить волосы почти полностью сухими, зато по ногам текло. Некоторые капли начинали свой путь от бедер. Я наблюдала как они стекают по всему протяжению ноги и представляла что это моча. Какая невинная ситуация: обмочившийся и испуганный Джек в середине класса, и я, — снимаю его грязную одежду, дотрагиваюсь до нежной, мокрой и холодной кожи. Эти материнско-эротические образы заканчивались у меня близостью с Джеком. Например, однажды он попадет в переделку, может быть, даже заплачет, а я проявлю доброту и успокою его, заслужив этим его благодарные чувства, которые он выразит в сексуальной форме, глядя на меня улыбающимися глазами во время куннилингуса. Я наскоро раздала тест по Димсдейлу и его чувству вины за содеянное и посмотрела на часы: просто нужно было протянуть это до конца урока и мое ожидание закончится.