Танцующая с лошадьми

Мойес Джоджо

Глава 18

Мне кажется, если я стану наездником, то буду человеком с крыльями.

Ксенофонт. Об искусстве верховой езды

Дождь закончился. Быстрой рысью Сара ехала по бесконечной зеленой обочине к Королевским докам, в сторону городского аэропорта. Шкура Бо высыхала и светлела. Он успокоился, почувствовав знакомого наездника у себя на спине, слыша знакомый голос. Но ее сердце по-прежнему колотилось в груди, и болела шея оттого, что она постоянно оглядывалась.

Вокруг

было свободное пространство, силуэты зданий не заслоняли бескрайнего серого купола неба. Они с Бо могли бы двигаться быстрее, но на открытой местности были слишком заметны. Поэтому она ехала вдоль обочины, чтобы в случае чего иметь возможность сменить курс. Проверив наличие транспорта, Сара пересекла гудронную дорогу. Был слышен только стук копыт Бо. Выехав на траву, она снова перешла на легкий галоп, перепрыгивая через дренажные канавы.

Серые тучи раздвинулись, и вдруг прямо перед ней возник аэропорт. Сначала она хотела поехать по лондонским мостам, но решила, что там будет слишком много транспорта и девочка верхом на лошади привлечет внимание. Поэтому она направилась на восток, через бесконечные жилые массивы в советском духе Ньюхема и Бектона, через равнины Северного Вулвича, оставляя сияющие башни Кэнэри-Уорф позади.

Час пик заканчивался, и бесконечный поток автомобилей, непрерывно атакующий Сити, стал ослабевать. Мимо проезжали редкие машины, возможно, срезали углы по дороге к тоннелю Блэкуол или к Собачьему острову, но водители не обращали на нее внимания. Кто ел сэндвич, кто был оглушен громкой музыкой. Сара накинула капюшон ветровки, чтобы скрыть лицо. Здесь редко кто останавливался, если только по делу. Между эстакадами шоссе затерялись склады и дешевые гостиницы из железобетона. В таких местах останавливались лишь менеджеры среднего звена и торговые агенты.

Бо устал. Она перешла на шаг, давая ему отдышаться, и осмотрелась. В окружении нескольких обшарпанных домов на пустыре с посеревшей травой одиноко стоял закопченный паб. За ними на некотором отдалении выстроился ряд новых жилых домов с апартаментами, как теперь принято называть квартиры. Там, где солнечные лучи пробивались сквозь тучи, ртутного цветы полосы воды тускло блестели. Потом начиналась разбитая асфальтированная дорога, а по сторонам – здания из железобетона. Паромный терминал. Она замедлила ход, оглянулась и направила туда своего коня.

– Мистер Элсворт, назовите, пожалуйста, суду ваше полное имя.

– Питер Грэхем Элсворт.

– Спасибо. Скажите суду, кто вы по профессии.

– Я оказываю консультации как психотерапевт и психолог. Специализируюсь на помощи детям, в частности тем, кто пережил травму.

– У вас опыт работы в этой области более тридцати лет, и вы считаетесь одним из ведущих специалистов. Это так?

Элсворт выпрямил спину:

– Да, я опубликовал статьи в нескольких профессиональных журналах, которые оценили мои коллеги.

Наташа заглянула в свои записи. За ней миссис Перси нервно постукивала ногой в изящной туфельке, едва заметно выражая свое раздражение и недовольство.

– Мистер Элсворт, дети, на ваш взгляд, переживают травму одинаково?

– Нет.

Каждый переживает ее по-своему. В этом они не отличаются от взрослых.

– Иными словами, стандартной реакции на травматическое событие нет.

– Правильно.

– Можно ли тогда сказать, что некоторые дети могут реагировать на травматическое событие открыто, например будут плакать, конфликтовать с друзьями и взрослыми. Тогда как другие, пережившие столь же печальный опыт, могут внешне никак этого не проявлять?

Элсворт задумался.

– Это будет зависеть от развития ребенка и от его взаимоотношений с окружающими. И разумеется, от характера травматического события.

– Например, если они решат, что родитель огорчится, если ему рассказать о чем-то нехорошем, они могут замкнуться?

Наташа еще не привыкла к парику, и у нее зачесалась голова. Она боролась с желанием поскрести затылок.

– Да, такое часто встречается в моей практике.

Миссис Перси выразительно посмотрела на нее. У высокого солидного мужчины, с круглыми щеками и цветом лица, говорившим о трех хороших отпусках в год, был пронизывающий взгляд, от которого Наташа в других обстоятельствах почувствовала бы себя неловко. Она понимала, почему миссис Перси так нервничает.

– Можете ли вы из своего опыта заключить, что, если речь идет о родителях, которые находятся, скажем, в конфликте, ребенок может скрывать, что травмирован, если это будет способствовать развитию конфликта?

– Это хорошо известный психологический феномен. Ребенок пытается защитить родителя, когда считает, что если он расскажет о своей проблеме, то это может тому навредить.

– Даже если этот родитель может быть злоумышленником?

– Возражаю! – Барристер мистера Перси вскочил с места. – Ваша честь, мы уже установили, что нет свидетельств, будто мистер Перси когда-либо жестоко обращался со своим ребенком. Продолжение допроса с подобным эмоциональным языком глубоко неправильно.

Наташа обернулась к судье:

– Ваша честь, хочу только уточнить, что в подобных случаях отсутствие очевидного материала, или физических улик, или даже свидетельство самого ребенка не означает, что травмы не было.

Барристер мистера Перси, тяжеловес по фамилии Симпсон, громко фыркнул:

– Всем известно, что женщина, заявляющая о жестоком обращении с ней, обязана показать следы побоев. Но только в данном случае даже сам ребенок не заявляет о жестоком обращении.

Он был из барристеров, которые считали ниже своего достоинства сражаться с солиситором-адвокатом. Удивительно, но существовало много предрассудков против таких юристов, как она.

– Ваша честь, если позволите продолжить, я бы хотела показать, что именно по этой причине дети ведут себя совсем иначе. Они, скорее всего, будут скрывать травму, пытаясь защитить близких.

Судья не поднял головы:

– Продолжайте, миссис Макколи.

Она снова склонилась над записями, и Бен протянул ей записку под скамьей. В ней говорилось: «Срочно позвоните Маку». Она с удивлением посмотрела на него.

– Что ему надо? – прошептала она.

– Не знаю. Только сказал, чтобы вы срочно ему позвонили.