Танцы на снегу
Шрифт:
— Чего?
Выдра отряхнулась.
— О, приношу свои извинения за то, что помешала твоим одиноким размышлениям в это дивное утро, когда солнце золотит своими лучами пышную траву. Позвольте представиться: Стиганда из древнего семейства куньих, знакомая с наречиями многих родов и видов.
Кувырок немного оправился от изумления.
— А, понятно, — сказал он. — Ты, значит, много языков знаешь. Совсем как моя подруга Джитти.
Выдра сощурила глаза.
— Эта превосходная ежиха мне знакома. В высшей степени достойное и уважаемое существо. Но тем не менее поставленный мною вопрос так и не находит ответа,
— Племен? Ах, ну да. Нет, я не из них. Там, откуда я родом, мы говорим «кланы». Я горный заяц.
— О! Да, теперь я вижу и сама: хвостик белый, ростик малый, ушки ниже, глазки ближе — сомнений нет, ты горный заяц, дитя вересковых склонов, во всей своей красе. Счастлива с тобой познакомиться, сроду таких не видала.
— Откуда ты тогда столько знаешь о горных зайцах? — спросил Кувырок.
— Из рассказов бывалых, из бесед с мудрыми. Мой любимый супруг, Гастинд, с которым я провожу столько счастливых часов, упрекает меня за бессмысленную трату времени, но я ничего не могу с собой поделать, жажда познания сжигает меня. Я должна знать все тайны вселенной, иначе я просто заболею. Ты понимаешь меня или скорее склонен согласиться с Гастиндом?
— По-моему, просто замечательно, когда кто-то хочет все знать.
Выдра раскрыла пасть, и Кувырок, увидев острые, как иголки, зубы, вспомнил, что беседует со свирепым хищником — правда, все-таки в основном рыбоедом.
— Я рада, что ты так смотришь на вещи, — сказала Стиганда со вдохом, — слишком многие из окружающих думают только о том, чтобы набить себе брюхо. А я вот считаю, что знания неизмеримо выше пищи.
Кувырку пришлось признаться, что ему никогда не приходило в голову сравнивать одно с другим.
— А мне вот пришло. И я не единственное существо на свете, снедаемое любознательностью. Человек, живущий в этом доме, поглощен той же страстью. Много дней он проводит в наблюдениях за дикой природой и даже обходится без еды, чтобы не отвлекаться. Его собака, великолепная Бетси, не причинит тебе никакого зла. Я говорю это, чтобы твое сердечко не забилось, если она подойдет.
— Да, у меня тоже впечатление, что эта собака не злая. Хотя я, конечно, никогда не стал бы доверять собаке; хоть бы сто лет прожил.
— Я понимаю, что слишком многим из вас, зайцев, пришлось пострадать в зубах ее сородичей, но Бетси, поверь словам Стиганды, и мухи не способна обидеть. В собачьем теле у нее душа кролика. Ну а теперь ты должен рассказать мне про горы всё-всё! Про оленей, про диких кошек. А золотые орлы? Так ли они царственны, как про них говорят?
Так Кувырок познакомился с выдрой. Впоследствии это знакомство переросло в настоящую дружбу. Выдра славилась в округе своей любознательностью, которая выражалась в привычке подлавливать проходящих через ее территорию путешественников и донимать их настойчивыми расспросами обо всем на свете. Кувырок спросил Стиганду, знает ли она что-нибудь про Убоище. Выдра печально покачала головой и ответила, что иногда видела, как летит это существо в вечернем или предутреннем полумраке, но рассмотреть и опознать его на фоне серого неба не смогла. Она добавила, что никогда не видела никого, кто летал бы так бесшумно и быстро.
— Не стыжусь признаться, что прячусь, когда это существо пролетает, ибо до тех пор, пока не будет доказано, что вкус выдры ему противен, следует предполагать, что мое мясо он найдет столь же восхитительным, как и плоть любого кролика или зайца.
Расставшись с выдрой, Кувырок отправился к себе в норку вздремнуть, пока солнце высоко.
Когда день стал клониться к вечеру, пришла в гости Лунная зайчиха.
Большеглазка в таких случаях рассыпалась в восторженных приветствиях, Кувырок же, который ничьего превосходства над собой не признавал, здоровался с Догоникой вежливо, но без малейшего угодничества. Восторг Большеглазки явно льстил Догонике, но сама она держала себя с младшей зайчихой столь же бесцеремонно, как и с остальными членами колонии. Кувырок даже подумал, не было ли у них когда-то, еще до его прихода, какого-нибудь столкновения.
Для начала Догоника поговорила о надвигающейся жатве. Уборка хлеба была большим испытанием для всех полевых зверей. Причем, хотя жатва наступала каждый год примерно в одно и то же время — когда созревала пшеница, — для зверей ее наступление всегда оказывалось неожиданностью. Мыши и птицы устраивали гнезда среди густых хлебов, у кроликов здесь были запасные выходы из нор. Многие животные прокладывали через поля тропы.
Затем по полю проезжал комбайн с жаткой, и в течение одного дня все менялось: земля обнажалась, кроличьи выходы и гнезда куропаток оказывались на виду, напоказ всему свету, мышиные гнезда разрушались.
Естественно, для полевых животных это было ужасное время. Еды, правда, было сколько угодно — созревали все фрукты, овощи, злаки. И все же эта пора — конец лета, начало осени — означала для них не столько изобилие, сколько беспокойство, опасность и бессонные дни.
— Когда жатва кончится, — сказала Лунная зайчиха Кувырку, — устроим сходку. С тех пор как ты обучил нас копать такие же норки, как у горных зайцев, Убоище меньше нас тревожит, хотя, конечно, об осторожности ни в коем случае нельзя забывать. Но к следующему брачному сезону, когда зайцы снова соберутся вместе, мы должны знать, с кем имеем дело. Необходимо выяснить об Убоище главное — реальное оно существо или волшебное.
— Как же ты предполагаешь это узнать? — спросил Кувырок.
Догоника твердо посмотрела ему в глаза.
— Камнепятка гадала по вязовым веточкам. Вышло, что кто-то должен отправиться на колокольню.
Кувырок покачал головой.
— Что ты! Кто же осмелится туда пойти? И что, собственно, там делать?
Догоника упорно смотрела на него.
— Надо вскарабкаться по каменным ступеням, идущим внутри башни до самой вершины, и незаметно понаблюдать за Убоищем. Камнепятка обсудила этот вопрос с духами колокольчиков, и они посоветовали избрать для этой миссии того, кто привык к высоте.
Теперь Кувырок понял, к чему клонит Лунная зайчиха. Они хотят, чтобы он отправился на колокольню шпионить за Убоищем. Он почувствовал в груди дрожь ужаса, но не такую сильную, как можно было ожидать, — слишком многое пришлось ему в последнее время пережить.
— Ты хочешь, чтобы это сделал я? Я правильно тебя понял, Лунная?
Догоника кивнула.
— Никто из нас с этим не справится. Мы, жители равнины, боимся высоты. Мы и на поваленный ствол залезаем с дрожью. Ты же, живя в горах, привык к высоте. Ты, наверное, спокойно можешь подняться по ступенькам на вершину башни?