Танцы с огнем
Шрифт:
Теперь она знала! Она отстраненно подумала, что знала это с самого начала, во всяком случае, чувствовала! Верность не позволяла ей перейти границу… разве что в снах.
Теперь с тяжелым сердцем она приготовилась к последнему шагу.
Не успела она включить рацию, как он появился перед ней с подожженным запалом в руке. Увидев Роуан, он швырнул свою маленькую бомбу, и черная ель вспыхнула римской свечой.
— Я не хочу причинять тебе вред. Только не тебе.
— Зачем тебе обижать меня? — Она прямо взглянула в его глаза. Они были полны страдания. — Мы же друзья.
— Я
— Мэтт…
Она слегка дернулась, услышав свое имя, произнесенное голосом Гиббонза. Значит, она все же включила рацию. Машинально.
— Если ответишь, я тебя пристрелю. Я очень сильно пожалею, но я сделаю то, что должен сделать. Я делаю то, что должен.
— Где Картежник?
— Роуан, отбрось рацию. Немедленно! — прикрикнул Мэтт. — Или я выстрелю. Я прострелю тебе ногу и оставлю на милость огня. Как он решит, так и будет.
— Ладно. Хорошо. — Роуан разжала пальцы и выронила рацию, но Мэтт затряс головой.
— Отбрось ногой. Не испытывай меня.
— Нет, нет. Я тебя не испытываю. — Отшвыривая носком ботинка рацию, Ро услышала голос Дженис. — Мэтт, надо выбираться отсюда. Здесь очень опасно.
Роуан старалась не отводить взгляда от его глаз, но успела заметить кровь на острие его мотыги, заткнутой за ремень.
Кровь Картежника.
— Тебе я никогда не хотел навредить. Ты не была виновата. И ты пришла на похороны Джима. Ты утешала мою маму.
— В том, что случилось с Джимом, никто не был виноват.
— Долли его накрутила, довела до белого каления. Она вывернула его наизнанку. Она нас обоих так накрутила, что мы наговорили друг другу жутких слов и больше не увиделись. А Картежник был выпускающим. Он должен был заметить, что Джим не готов к прыжку. Ты знаешь.
— Где Картежник?
— Я его потерял. Может, огонь его достал. Пусть решает судьба. Надо было пристрелить его для верности, но все должна решать судьба. Кому что предназначено, то и будет. Рок, удача, не мне решать. Я ничего не решаю. Долли упала. Я не убивал ее. Она упала.
— Я верю тебе, Мэтт. Мы должны идти, а когда выберемся, поговорим…
— Знаешь, я дал ей денег для ребенка. Но она требовала еще. Я только хотел поговорить с ней. Я шел к ней, чтобы поговорить, а она укатила. Без ребенка. Она была плохой матерью.
— Я знаю, Мэтт. — «Спокойно соглашаться с ним, выражать полное понимание…» — Кому это знать, как не мне? Шайло только выиграла. Я на твоей стороне.
— Она приехала в мотель. Она была шлюхой. Я увидел его, священника. Он открыл дверь и впустил ее. Мой брат мертв, а она трахается со священником в номере мотеля. Я хотел войти, но испугался сам себя. Я ждал. Она вышла, уехала.
Еще одно дерево вспыхнуло факелом.
— Мэтт…
— Колесо спустило. Судьба, не так ли? Она удивилась, когда увидела меня — какой же у нее был виноватый вид, когда я остановился рядом. Я велел ей съехать на боковую дорогу. Я хотел поговорить с ней. Но она такое наговорила… Если бы она не трахалась с кем попало, если бы не была лгуньей, эгоистичной сукой, я не толкнул
— Нам надо идти, — невозмутимо, но твердо сказала Роуан. — Мэтт, я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Я хочу выслушать тебя, но если мы сейчас не пойдем, огонь нас отрежет.
— Шайло… может, она мой ребенок.
Ро вытаращила глаза.
— Это было всего один раз. — Свободной рукой он провел по пересохшим губам. — Всего один раз. Мне было так одиноко, я так скучал по Энни и выпил немного. Это было всего один раз.
— Я понимаю. — Ей стало безумно жаль их всех. — Мне тоже бывает одиноко.
— Не понимаешь! Она сказала мне, что ребенок мой, а Джиму сказала, что ребенок от него. А потом сказала, что ребенок, может быть, мой. Она знала, что Джим не хотел ребенка и ее не хотел. И она знала, что я сделаю то, что должен, потребовала, чтобы я рассказал Энни. И мы поспорили как раз перед тревогой, я и Джим. Он был в списке. Я не был. Он мертв. Я жив.
— Это не твоя вина.
— Что ты об этом знаешь! Я послал его в ад, и он отправился в ад. И тогда ад стал моим. Я просто хотел, чтобы Картежник не мог больше прыгать, потому что он больше всего на свете любит прыгать. Как я больше всего на свете любил брата. Подсыпать что-нибудь ему в еду, сделать так, чтобы он сломал ногу. И я хотел забрать ребенка у Долли, отдать моей маме. Так было правильно. Но она упала, и я должен был что-то сделать, верно?
— Да.
— Я отправил ее в ад. Вот когда я понял, что должен делать то, что нужно делать. Я должен был передать ребенка моей маме, поэтому пришлось убрать с дороги Лео. Заставить заплатить и его. Он обижал Джима, ни разу слова доброго ему не сказал.
— Поэтому ты достал винтовку из его оружейного сейфа и стрелял в меня. Ты стрелял в меня и Галла.
— Не в тебя. Тебе я ничего плохого не хотел. Долли назвала Джиму код замка, а Джим рассказал мне. Как будто подсказывал, что мне делать. Лео должен был заплатить, и он заплатил. Ребенок у моей мамы. Джим бы этого хотел.
— Ладно. — Головешки летали вокруг, как ручные гранаты. — Ты искал справедливости для Джима и делал что мог для своей семьи. И я выслушаю тебя, сделаю все, что ты хочешь, только скажи. Но не здесь. Ветер меняется. Мэтт, бога ради. Мы пропадем, если останемся здесь.
Ничто не дрогнуло в его печальных глазах.
— Пусть решает судьба, как я и сказал. Судьба решила, кому неисправные насосы и пилы, кому поврежденный парашют.
— Ты играл в русскую рулетку с нашими парашютами? — Ярость вырвалась наружу, и Роуан немедленно пожалела об этом. — Янгтри никогда ничего плохого тебе не делал. Он может умереть.
— Этот парашют мог попасться и мне. Честная сделка. По большому счету, мы все убили Джима. Своими поступками мы все довели его до смерти. И все получили равные шансы. Я не хотел, чтобы пострадала ты, даже увидев, как ты посмотрела на меня, когда спросила об адвокате для оформления опеки. Я видел, как все смотрели на меня, потому что я был жив, а Джим мертв.