Танец Бешеной
Шрифт:
Он досадливо поморщился, все так же лежа в неудобной позе:
– Слушай, Даша, я не думаю, что у тебя и в самом деле крыша поехала, но вот лично я совершенно уверен, что ты гонишь натуральнейшую пустышку. Виталий тут ни при чем. Нормальный мужик.
– А чего же он мне устраивает спектакли с экзотическими наркотиками и высококлассными фотоаппаратами?
Толик покривил губы в усмешке – уже оживающей, почти уверенной:
– У него на тебя контракт. Из-за усачевского заведения. Понимаешь, люди серьезные, не нравится им, что ты глубоко копаешь… Вот и решили немного
– Это тебе друг Виталий сказал? – Даша, увидев непроизвольный чуть заметный кивок, горько рассмеялась: – А ты веришь? Или – хочешь верить?
– А почему бы мне и не верить? Ты, конечно, что-то все время скрывала, но основную канву я знаю. Что у тебя есть на Агеева? Что доказывает, будто он – Мастер? То, что он встречался с немцем? Так немец, чтоб тебе было известно, не только ученый, но и акционер какой-то фирмы. Она сюда гонит электронику, ясно? Немцу капает процент.
– Тоже от Агеева слышал?
– Да они при мне час обсуждали, как вытолкнуть с рынка какую-то немецкую же фирмочку, я их возил на завод «Квант»… Тоже инсценировка?
– А почему бы и нет?
– Даша, ты и впрямь зациклилась…
Немец – еще и бизнесмен. Потому, быть может, француз у него по пятам и ходит. Яснее ясного.
– А меня, значит, решили притормозить пользователи ряженых девочек?
– Вообще-то, они с тобой могут и договориться… Хочешь, Виталий устроит? Даш, ты извини, что я тут наврал… Ты с ним созвонись, можно прямо сейчас, и обговорите… Тебя же тоже никто не заставляет продавать контору. Уйдешь туда, в «Терминатор»…
– Это ты сам придумал или Агеев?
– Был у него и такой запасной вариант. Что, и дальше будешь сидеть на грошах?
– Благодетель ты мой… – сказала Даша. – Нет, ты и в самом деле не понимаешь, как тебя в качестве болвана используют?
Но видела по его упрямому лицу, что он понимать не хочет. Та модель действительности, какую в его воображении создали, его вполне устраивала. Пока платили.
Не рассказывать же ему про загадочные кассеты? Про разговор с Фролом? Отрезанный ломоть, тварь…
– Ладно, чего воду в ступе толочь, – сказала Даша решительно. – Ты мне сейчас все подробно расскажешь – как у вас с ним все завязалось, как получал задания, что делал…
Он, извиваясь, ухитрился подняться в сидячее положение, чтобы не упасть, привалился спиной к дивану. И, глядя ей в глаза, усмехнулся совсем уж дерзко:
– Нема дурных, Дашенька.
– Я ж тебя, козла…
– Не надо, – сказал он, досадливо поморщившись. – Ну что ты мне сделаешь? Пытать будешь? А что с тобой потом на Черского сделают за такие художества? На тебя ж материала – выше крыши, и половина – от психиатров…
Даша посмотрела на него даже не яростно – удивленно:
– Ты что, решил, что пойдешь отсюда своими ножками?
– А как иначе? Я, Даш, зверь сейчас, за детенышей бороться надо. Которых ты кормить не будешь… А метод борьбы у меня один: молчать, как Зоя Космодемьянская. Хлопнуть ты меня не хлопнешь, не такая дура. А заявление мое ляжет не в папочку к анонимным фоткам и подписанным телегам, а в досье к тем самым психиатрам… Ты сначала докажи, что я к тебе в квартиру лазил. Что это я кысаньку подвешивал. Да и не было никакой кысаньки, тебе почудилось, о том и рапорт есть…
– Ну,
– В дверь вошел, – хохотнул Толик. – Зная твое состояние и все пережитые невзгоды, пришел по-дружески навестить. Могу я в столь поздний час зайти по-дружески навестить свое непосредственное начальство? Которое ценю, люблю и уважаю? Беспокоился я за тебя, вот и зашел морально поддержать… Только ты с дикими глазами и пушкой наголо на меня вдруг накинулась, руки-ноги спеленала и начала шизу гнать… Ну не надо на меня так смотреть! Я ж говорю, мне детей защищать следует…
– А это? – Даша коснулась босой ногой валявшейся на полу черной сумочки.
– Это? – Толик уставился на сумку так, словно видел впервые в жизни. – Откуда мне знать, что у тебя по квартире валяется? Или где-то там мои отпечатки есть?
– А отмычка?
– Отмычка? – он вдруг полез скованными руками в карман джинсов, выхватил связку ключей и швырнул на пол. – Это, Даш, твои собственные запасные ключи, которые ты зачем-то на пол кинула. Ах, еще и перчатки? – он стянул их (Даша уже не препятствовала), бросил туда же. – Подумаешь, криминал… Это ты меня просила тройник в ванной посмотреть, перчатки даже дала… Ну, что там у тебя еще? Ничего у тебя больше… И проверять меня можно до бесконечности – я против родной конторы не работал, через меня никакие утечки не проходили, концов не найдут, потому что их нет… Что тебе надо? Чтобы я ушел из уголовки? Да пожалуйста, уродуйтесь вы сами за эти кошкины слезки…
– А вот, к примеру, где ты был, когда в «тыще» ухлопали Мироненко? – наугад спросила Даша.
В глазах у него молниеносно промелькнуло нечто. Но тут же опомнился, пожал плечами:
– Где? Дай припомнить… С одной лялькой. Лялька, если что, подтвердит.
– Сука, – сказала Даша. – Значит, все же ты…
– Ты про что?
– Как же я тебя раньше-то проморгала…
– Понимаешь, я хочу жить – и умею. А ты хочешь, но не умеешь нисколечко…
То, что прыгнуло у него в глазах при реплике об убийстве Мироненко, Даша истолковала недвусмысленно. Но чем его прикажете прижать, и на чем? Гранику нужны твердые доказательства, самое большее, что можно сделать – заставить его уйти по-тихому – но он только того и ждет… Итак, она все-таки оказалась права. Был крот…
– А там, возле студии, когда вязали террористов, ты чем занимался?
– Чем и все. Жителей выводил, опрашивал.
– А как одет был?
– Как всегда. Только капюшон натянул. Ты куда клонишь, Даша?
– Да интересно мне, кто бомбочку под машину приклеил…
– Что, и бомбу я подкладывал? – ухмыльнулся он. – А Листьева не я замочил?
– Ну ты же прекрасно понимаешь: я тебя сейчас не раскалываю, потому что нет ни малейших улик. Просто хочу тебе, мудаку, вдолбить: даже если не ты положил Мироненко и не ты сунул бомбу, все равно жить тебя не оставят, когда начнут зачищать и шлифовать. И как мне ни противно с тобой, падалью, договоры заключать, но я тебе категорически обещаю: если сдашь мне Агеева, ни словом не пискну ни сейчас, ни потом. Зыбин и того меньше знал, а рванула душа на небеса… Тебя тем более постараются… зачистить. Думай. Ты меня знаешь, слово не нарушаю. Пиши заявление – и спокойно уматывай.