Танец блаженных теней (сборник)

Манро Элис

Ее высветленные волосы исчезли под платьем, оттуда раздался короткий смешок, словно одиночный звук колокольчика, в который случайно позвонили, а потом спохватились.

– Хэх! – хмыкнула бабушка.

После полудня Мэй, Юни Паркер и Хизер Сью Мюррей сидели на ступенях магазина. Где-то в полдень облака чуть затянули небо, но день, похоже, обещал быть еще жарче. Не слышно было ни кузнечиков, ни птиц, только низовой ветер – горячий, ползучий ветер шуршал в пожухлой деревенской траве. Была суббота,

и потому никто не останавливался у магазина, местные проезжали мимо, спеша в город.

– Девчонки, – спросила Хизер Сью, – а вы никогда не ездили на попутках?

– Нет, – ответила Мэй.

А Юни Паркер – ее лучшая подружка вот уже два года – сказала:

– О, Мэй никогда не позволят. Ты не знаешь ее бабушку. Ей ничего нельзя.

Мэй погрузила ступни в горку пыли, наступив пяткой на муравейник.

– Тебе тоже ничего нельзя.

– Нет, мне можно, – ответила Юни, – могу делать что хочу.

Хизер посмотрела на них озадаченно и спросила:

– Ну а что вы тут делаете-то? Я имею в виду, чем тут девчонкам можно заняться?

У нее была коротенькая стрижка, волосы сухие, черные и кудрявые. Губы у нее были накрашены помадой цвета яблока в карамели, и, кажется, она побрила ноги.

– Мы ходим на кладбище, – брякнула Мэй.

Да, они туда ходили. Почти каждый день после полудня они с Юни проводили на кладбище, потому что там была тень, а малявки туда ходить боялись, так что никто их не беспокоил, и они могли болтать сколько влезет, без опасений, что их подслушают.

– Куда-куда вы ходите? – переспросила Хизер Сью, а Юни бросила сердитый взгляд на грязь у них под ногами и сказала:

– Ох, да никуда мы не ходим. Терпеть не могу это дурацкое кладбище.

Иногда они с Мэй по полдня рассматривали кладбищенские надгробья, выискивали на них имена поинтереснее и придумывали тем, кто под ними похоронен, целые биографии.

– Девчонки, не пугайте меня, – сказала Хизер Сью. – Жара жуткая, да? Если бы я была сейчас дома, то пошла бы с подружкой купаться в бассейн.

– Можем поплавать у Третьего моста, – сказала Юни.

– А это где?

– Недалеко, около полумили по дороге.

– По такой жаре? – удивилась Хизер Сью.

– Я подвезу тебя на раме, – отозвалась Юни и сказала, обращаясь уже к Мэй, слишком уж весело и радушно: – У тебя ведь тоже есть велик, поехали с нами.

Мэй поразмыслила минуту, а потом встала и вошла в лавочку, где всегда было сумрачно, даже днем, но тоже жарко, с большими деревянными часами на стене и корзинками, полными сладкого и крошащегося печенья, мягких апельсинов, лука. Она пошла в подсобку, где бабушка сидела на стуле возле мороженицы под большой рекламой пекарского порошка, выложенной на фольге и сверкающей, как рождественская открытка.

– Можно мне поехать купаться вместе с Юни и Хизер Сью? – спросила Мэй.

– И куда вы собрались? – поинтересовалась бабушка почти безразлично. Она знала, что место для купания есть только одно.

– К Третьему мосту.

Юни и Хизер вошли в магазин и маячили в дверях подсобки. Хизер Сью мягко и вежливо улыбнулась бабушке.

– Нет, нельзя.

– Там же неглубоко!

Бабушка в ответ лишь загадочно хмыкнула. Она сидела, опираясь локтем о колено и прижав подбородок большим пальцем.

– Почему мне нельзя поехать? – не сдавалась Мэй.

Бабушка не отвечала. Юни и Хизер Сью наблюдали в дверях.

– Почему мне нельзя? – повторила Мэй. – Бабуля, почему?

– Сама знаешь почему.

– Почему?

– Потому что там парни собираются. Я тебе уже говорила. А ты уже становишься слишком большой для этого. – Губы ее плотно сомкнулись, а лицо приобрело уродливое и удовлетворенно-заговорщицкое выражение. Теперь она смотрела прямо на Мэй и не отводила взгляда, пока та не залилась краской от стыда и злости. Тогда бабушкино лицо несколько оживилось. – Вот пускай все прочие и бегают за мальчиками.

Она даже не взглянула на Юни и Хизер Сью, но при этих словах они развернулись и вылетели из магазина. Слышно было, как они промчались мимо бензоколонки, захлебываясь диким и каким-то отчаянным хохотом. Бабушка и виду не подала, что слышит.

Мэй ничего не сказала. Она постигала во мраке новое измерение горечи. Ее не оставляло чувство, что бабушка и сама уже не веритв свои доводы, но все равно извлекает их из мешка и злобно расцвечивает, лишь бы поглядеть на те разрушения, которые они творят.

А бабушка сказала:

– Эта Хизер, мисс как-ее-там-звать. Видала я, как она утречком вылезала из автобуса.

Мэй прошла через лавку прямо в подсобку, оттуда на кухню и вышла на задний двор. Она села у колонки, обшитой древним деревом, позеленевшим от гнили, с протекающим носиком и островком влажной грязи меж пучков высохшей травы. Мэй сидела там, пока не заметила огромную жабу, довольно старую и, как ей показалось, усталую. Жаба тяжко плюхалась среди травы. Мэй поймала ее и зажала в ладони.

Она услышала, как хлопнула застекленная дверь, увидела бабушкины тапки, ее невообразимые щиколотки двигались в траве неподалеку. Держа в одной руке жабу, в другую Мэй взяла короткий острый прут. Методично она принялась тыкать прутом в жабий живот.

– Отпусти ее, – сказала бабушка так, что Мэй уронила прутик. – Пусть себе скачет, убогая, – сказала бабушка, и Мэй очень медленно открыла ладонь.

Она ощутила запах бабушки, которая стояла рядом, – особенный запах плоти, сладковатый и гнилостный, – так пахнет увядающая кожура старого яблока, этот запах проник всюду и переборол более обыденные запахи крепкого мыла, отглаженного до хруста ситца и табака, которые всегда витали вокруг нее.