Танец маленьких искр. Антре. Том 1
Шрифт:
— Простите? — Элиза захлопала ресницами. Оливия же продолжила, как ни в чём не бывало:
— Ну... К примеру, вы просите новую сковороду — что бы рыба не пригорала. Боги же не могут сотворить её прямо у вас на кухне, верно? Придётся действовать хитрее: создать её из воздуха на полке магазина через улицу, или ещё где.
— Бог может сотворить мешочек с золотом на пороге моего дома, — растеряно пожала плечами Элиза. Стоило признать, такой оборот разговора начал забавлять её.
— Конечно-конечно, — закивала Оливия. — Мешочек с золотом. Магический мешочек — может быть, даже сундучок, или и вовсе шкатулка. Обязательно с гербом Иль’Пхора. Звучит очень божественно. А что если... А что, если он создаст человека, который принесёт вам эту сковороду?
— М... — Элиза поджала губы и потёрла подбородок, демонстрируя наигранную задумчивость. — Он продаст её мне или подарит?
— Хм... А в каком из этих случаев вы сильнее почувствуете влияние всемогущего Иль’Пхора? О! Ещё один вопрос. Если это случится прямо после молитвы, будет ли это более магическим, чем, если, к примеру, человек со сковородой придёт к вам следующим утром или через неделю? Вам же всё ещё будет нужна сковорода.
— Нет, через неделю это уже точно будет совпадением.
— Ох уж этот магический срок годности... — нарочито серьёзно насупила брови Оливия.
И тогда Элиза не смогла больше сохранять серьёзное выражение лица и наконец глупо захихикала. Открыто, по-детски. Чувствуя себя полной идиоткой и в то же время так хорошо и свободно.
— Миссис Болло, не желаете ли позавтракать со мной?
— Прямо в храме? — продолжала она улыбаться. — Несколько пастырей и так не переставая таращатся на нас. Они ведь сгорят на месте, если мы ещё и достанем рисовые лепёшки. Здание, конечно, каменное, но тут повсюду деревянные створки. Да ещё эти картины на стенах наверняка отлично горят. Может быть, Иль’Пхор и простит нам смех возле исповедальни, но сгоревший храм — сомневаюсь.
— Не беспокойтесь, — озорно подмигнула Оливия. — Мы можем безобразничать и за пределами храма.
Элиза открыла рот, чтобы вежливо отказать, но поняла, что все причины резко перестали казаться такими уж важными. И вдруг осознала, что хочет принять это предложение. Хочет больше всего на свете. Впервые за последние недели она чувствовала себя так хорошо. Будто бы она не ждала скорого возвращения мужа. Будто не знала, что через несколько недель начнётся война. Будто...
За её спиной снова раздался чей-то кашель. Громкий, сухой, протяжный. Слишком похожий на её собственный. Она даже развернулась, чтобы, если не выругаться в направлении этого человека, так хотя бы одарить его презрительным взглядом за то, что он портит этот замечательный момент, коих за последние дни почти не было.
Развернулась и увидела грузного мужчину в дорогом костюме с выпученными от ужаса глазами. Увидела, как он хватает ртом воздух. Как пытается выдохнуть, но вновь захлёбывается кашлем. Как безуспешно пытается снова вдохнуть, хрипя и давясь. Как роняет какой-то бокал, хватается двумя руками за шею. Принимается тереть своё горло толстыми, короткими пальцами, оставляя едва заметные красные разводы.
Его губы что-то беззвучно шепчут. Затем — и от этого её сердце сковывает ледяной ужас, — даже его хрип обрывается, превращаясь в тягучую, тошнотворную тишину.
Ещё мгновение он стоит на ногах. Элиза успевает поймать его пустой, затравленный взгляд. А сразу после — его веки дрожат, глаза закатываются, превращаясь в подрагивающие, остекленевшие белки, и он падает на спину.
Треск разрывает тишину на части, когда под весом мужчины ломается одна из скамей, и он, вместе с щепками, безвольным мешком скатывается на пол. Вновь приходит в себя и снова впивается руками себе в горло. На этот раз безжалостно, короткими ногтями.
Элиза не заметила, как сорвалась с места. Почувствовала лишь, как сумка ударила по бедру, как мантия на секунду зацепилась за ближайшую скамью, как ветер сорвал с её головы косынку.
Она увидела, как люди отшатнулись от мужчины. Бросилась в образовавшийся проход. Оттолкнула одну из женщин, которая с ужасом и оттенком восторга ахнула и едва не упала.
Элиза рухнула на колени рядом с мужчиной. Взглянула в его бледное, влажное лицо. Увидела, как он вытянул трубочкой побелевшие губы. Стеклянные глаза его бегали по окружающим людям и только теперь остановились на Элизе. В них была мольба. А ещё ужас. Ужас, так хорошо ей знакомый.
Элиза быстрым отточенным движением выудила из кармана пузырёк с лекарством. Там оставалось меньше половины, и она поднесла его к губам несчастного и перевернула. Жидкость покатилась по его круглым щекам, но несколько капель попали в рот. В глазах появилось удивление, и он вновь схватил себя за горло, попытался сглотнуть.
Давай же!
Кадык его совершил медленное движение. Вверх. Потом вниз.
Он вздрогнул. Выгнул спину. Согнулся пополам. Затем резко привстал на месте и коротко кашлянул. Элиза поймала его за плечи, постаралась развернуть, и в этот момент из его рта хлынула розово-жёлтая рвота вперемешку с желчью. Ударила фонтаном через рот и нос. Забрызгала Элизе руки, платье, туфли и накидку.
Когда поток иссяк, мужчина, всё ещё дрожа, сумел наконец вдохнуть. Поднял лицо, с прилипшими ко лбу жиденькими светлыми волосами, и... Улыбнулся.
— Боги... — прохрипел он. — Кажется в это вино определённо что-то подмешали. Долбанная... Долбанная косточка...
Элиза вздрогнула, только теперь почувствовав резкий кислый запах спирта, примешивающийся к запаху блевотины. Только теперь осознавая, что у мужчины не было никакой болезни. Он просто был в стельку пьян.
Мужчина же, продолжая улыбаться, схватил её за плечо мокрой рукой и потянул к себе, пытаясь обнять.
— Вы спасли меня... Я так благодарен вам, мой прекрасный ангел... — Язык у него заплетался, и она едва понимала слова. — Я прикажу слугам дать вам золотой... Нет, десять золотых. И бутылку этого южного вина... Уверен, здесь оно ещё осталось...
Он вновь закашлялся, и это помогло Элизе вырваться. Это случилось так резко, что она почти растянулась на мокром от рвоты полу. Проскользила по нему рукой и, поднявшись, выругалась.
— Вот же бездна... Ты грёба...
— Пойдём-ка, — пискнул ей на ухо знакомый голос. Оливия нежно и аккуратно дотронулась до её плеча. И мягко отвела в сторону. — Похоже, нам пора.
Элиза всё ещё чувствовала кислый, тошнотворный запах. Будто бы он был повсюду.
Боги, все, кто был в храме, теперь смотрели прямо на неё. Перешёптывались, улыбались, а некоторые даже позволяли себе смеяться. Она была опозорена! Бездна, никогда ещё ей не было так стыдно!