Танец Опиума
Шрифт:
И теперь Учихи были вынуждены наблюдать то, как Сакура, склонившись над Узумаки, прикрыла его веки и поцеловала в лоб. Её губы едва шевельнулись, но даже шёпота не требовалось, чтобы догадаться, что именно она сказала:
— Прости… — и больше ничего.
Харуно встала и медленной поступью, точно прогуливаясь по саду в ясный погожий денёк, пошла прочь из танцевального зала. Её походка так и кричала: «Мне некуда спешить! Мне незачем бежать!»
Саске, верно, ещё не до конца понял, что, потеряв контроль над собой, словно бы вернулся в своё порочное прошлое, где убийство человека было делом или
— Сакура! — прорезался сквозь гробовую тишину голос Саске. Он хотел было броситься ей вдогонку, но Итачи, заломив его руки за спину и сбив с ног, обездвижил его и заставил собственной щекой прочувствовать деревянный паркет. — Отпусти! — как недорезанный орал он.
— Оставь её, — сдержанно ответил Итачи, хотя его и самого лихорадило не меньше, чем брата. Их обоих с головой накрыл страх потери, а потому две пары чёрных глаз наполнялась подобием боли.
— Сакура! — не прекращал своих попыток Саске, но голос его раз за разом становился глуше. С каждым таким криком он всё быстрее приходил в себя, а вместе с тем вплотную приближалось и полное осознание произошедшего, и расползающаяся на полу лужица крови.
Итачи убрал свои руки только тогда, когда волосы его младшего намокли, частично окрасившись в багрово-чёрный оттенок. Кровь невинной жертвы обстоятельств стекала по его смазливому личику, попадая следом на светлую футболку. Не смея подняться с колен, Саске смотрел на свои руки и оставшийся в них пистолет.
Итачи рухнул на пол, тяжело дыша и не смея поднять глаз. У него попросту не было сил. Кто бы знал, каких усилий ему стоило сдержать своего брата и не дать ему последовать за девушкой. Впрочем его внутренние возможности иссякли и по причине внутреннего конфликта: желаемое с необходимым столкнулись в ожесточённой схватке. Желание метнуться следом за Сакурой было невыносимым и мучило мужчину сильнее всякой пытки. Но ни он, ни его брат не имели никаких прав на это. Только не после убийства Наруто…
— Я должен был убить его… — как будто бы в своё оправдание произнёс Саске.
— А убил её.
***
Сакура считала свои шаги. Их число уже перевалило за семь тысяч и продолжало стремительно нарастать. Каждый шаг босых ног отдавался болью. Это напоминало девушке о том, что она всё ещё жива, что она не во сне, что бог, оказывается, всё это время был не с ней.
Восемь тысяч.
Харуно шла пешком. От дома Учих в Мортэм. Кажется, что-то знакомое. Кажется, из-за угла вот-вот должна выскочить машина и внести в её жизнь новые неполадки и помехи. Кажется, ещё секунда, и она познакомится ещё с одними братьями Учиха, которые превратят обыденную жизнь в череду роскошных воспоминаний, но затем радость незаметно перетечёт в кошмар.
О да! Именно так и будет, стоит только дождаться злополучной машины из-за угла. А лучшим вариантом будет вернуться работать в ту кафешку! Да-да! Снова поселиться жить в общаге, устроиться официанткой и найти себе нового брата, который будет любить сестрёнку больше собственной жизни. Вернуть всё на прежние места и понадеяться, что подобие Учих не вломятся в её маленький уютный мирок,
Девять тысяч.
Дождь лил, как из ведра, и смывал кровь с рук, ног и лица, но не с платья. Белая ткань постаралась хорошенько пропитаться мерзостью этого дня. Она-то не позволит Харуно просто так уйти от правосудия. Казнь свершится, и розовая голова полетит с плеч долой от руки всемогущей совести.
О да! Сакура будет мучиться. До конца своих дней, между прочим. До тех пор, пока атомы её тела и души не устремятся в космос, где послужат материалом для создания новой звезды. А до тех пор она будет той, кем её называли Учихи — дурнушкой.
Десять тысяч.
Теперь-то Сакура поняла, что означало это прозвище. Теперь-то до неё дошло, почему Дейдара называл это пожизненным клеймом. Теперь-то ей стало ясно, какой была плата за честь носить эту сраную кличку. Конечно! Теперь всё очевидно. Всё расставлено по своим полочкам. Всё сломано и разрушено.
Счёт пошёл уже к двадцати тысячам, а Харуно всё считала. Дотошно. Муторно. Тщательно. Не пропуская ни одного шага. Слушая своё дыхание и биение сердца. Глаза — пьяницы. Вид — помятого человека. Слёз — не было.
В городе её встречали испуганными глазами. Все уже давно знали дурнушку в лицо. Нормальные люди сторонились девушку и шушукались за спиной, а безумцы — храбрились подойти и побеспокоиться о состоянии Харуно. А в ответ получали тишину и равнодушие. Тогда они оставляли свои тщетные попытки помочь Сакуре.
Дурнушка, босая и продрогшая до костей, продолжала считать свои шаги. Она словно бы помешалась на этих цифрах. Сошла с ума из-за отсчёта. Потеряла рассудок из-за… крови на своём платье. И продолжала идти. Переваливаться с одной разодранной в кровь ноги на другую. Но глаза были обездвижены. Обездвижены и потеряны в череде следующих друг за другом кровавых событий.
Люди с ужасом думали, что девушка и правда лишилась ума и теперь не отвечает за свой маршрут. Увы, они ошибались, и Сакура знала, куда держит путь. Потому, оказавшись у входа в своё старое общежитие, замерла, точно решила умереть прямо на этом места, и затаила дыхание. А зданьице-то изменилось. Его покрасили, отремонтировали и обустроили. Граффити стёрли, асфальт положили, деревья посадили, сад развели. Причём такая судьба постигла не только старое местожительство Сакуры, но и весь город целиком. Удивительно, что в маленьком вшивом городке, вроде Мортэма, могли произойти такие метаморфозы. Может быть, это к лучшему…
Сакура зашла внутрь и впервые за последние несколько часов пути оказалась в сухом и тёплом помещении. Вода с девушки стекала литрами — так, что, казалось, ещё секунда, и Харуно затопит крыс, живущих в подвалах под зданием. Весь коврик мигом промок, и вахтёрша обратила свой недовольный взор на гостя. Поначалу она намеревалась хорошенько проораться, чтобы негодно было всякому сброду заглядывать в её общежитие и затапливать холл. Однако стоило уже немолодой женщине узнать в образе помятой девушки старую знакомую, как весь гнев рукой сняло.