Танец Опиума
Шрифт:
— Не ворчи, — захихикала Сакура, слегка пихнув Итачи в плечо. Тот прикрыл глаза. — Иногда ты бываешь похож на старого ворчливого деда! — И звонкий заливной смех разлился по всему салону автомобиля.
Итачи с очарованием смотрел на девушку и не мог налюбоваться ею. Идеальна…
Сакура, прекратив смеяться, подалась корпусом к Учихе и, широко распахнув зеленые глаза, взяла серьезное лицо в свои руки.
— Улыбнись! — навеселе скомандовала она.
Щеки Итачи показались девушке на удивление мягкими.
— Разве человек с мягкими щечками может быть таким серьезным? —
Итачи несколько секунд пытался понять, что за чертовщина сейчас происходит. Затем нахмурился по обычаю и перехватил тонкие белые ручки девушки. Он убрал их от своего лица и заглянул в зеленые добрые глаза. Сакура невинно хлопала ресницами, страшась, что ненароком обидела его своими глупыми шуточками-прибауточками.
Внезапно Итачи наклонился к ней и поцеловал девушку в щеку. Затем отстранился и улыбнулся. Сакура сначала обомлела, не поняла, в чем дело, а затем просияла. Молодая официантка решила, что это был не более чем дружеский жест. Брюнет отпустил её руки, не убирая с лица этой милой легкой улыбки. Харуно не заметила в ней ни лицемерия, ни жестокости, ни наигранности. Это была добрая и настоящая улыбка, от которой девичье сердце растаяло.
— Ну, ведь умеешь же, когда хочешь, — промурлыкала девушка, вернувшись в своё первоначальное положение.
— Могу…
Дверь внезапно распахнулась, и в салон залетели запыхавшиеся парни. Они были всё еще на взводе, и Саске злобно подсматривал на блондина. Дейдара сел ближе к месту водителя, у стенки, мигом потянувшись к дорогому вину, а его темноволосый недруг — рядом с Сакурой, приобняв её за плечи.
Девушка все еще смотрела на Итачи. Она стала свидетелем его метаморфозы. В считанные секунды вся теплота его черных глаз превратилась в жестокую рассудительную массу равнодушия. От улыбки и след простыл.
— Вы опоздали на минуту, — холодно проговорил Итачи, посмотрев на наручные часы.
— Нии-са-а-ан, — обиженно мычал Саске, — ты неисправимый зануда!
— А ты вечное дитя…
— Я даже не знаю, что и лучше в нашем случае!
И всё-таки что-то изменилось в их отношениях. Они стали более терпимыми по отношению друг к другу, больше не ругались и не унижали прилюдно друг друга. Во многом, это была заслуга Сакуры, которая старательно сглаживала острые углы. Харуно вообще внесла большие перемены. И перемены эти были однозначно к лучшему…
***
Они, как боги и цари здешних мест, вошли в клуб через парадный вход. Причем, стоя на улице, нельзя было даже догадаться о том, как торжественно их встретит это место. В первую очередь Сакура заметила высокие сводчатые потолки с тысячами огоньков, переливающимися всеми цветами радуги. А свободный от вспышек мрак как будто бы клубился туманом над головой. Это походило на таинственное звёздное небо, на кое люди смотрят, широко распахнув глаза. Увы, Сакура не успела насладиться этим зрелищем сполна. Наивные зеленые глазки, пораженные невероятной красотой, были атакованы новой порцией света.
Первые пятнадцать секунд публика бесновалась, пока яркий слепящий столб света не лег на колону людей. Прожекторы заставили
Однако ж девушка умела замечать мелочи, в том числе и скользкие взгляды. В глазах людей она наблюдала страх, затаившийся в их сердцах, и уважение, глубина которого достигала самого дна океана. Человеку по природе своей свойственно лицемерие, и слова, сказанные льстецами, могут убедить начальника в чем угодно: в верности, в бескорыстии, в уважении. И ничто не может выдать лжеца, кроме как, пожалуй, его глаз, наполненных гремучей смесью жадности и коварства.
Но в этом клубе всё было… иначе. Поведение отличалось от стандартов, к которым Сакура привыкла из фильмов и книг. Здесь не было пустых слов и обманчивого взгляда. Здесь царила настоящая верность, истинное бескорыстие и подлинное уважение. Каждый из этих людей, уверяла девушка, способен отдать свою жизнь за Итачи и его ближайшее окружение…
И всё это, казалось бы, есть благородство, если бы не ужас, который волнами исходил от подчиненных Учихи. Иметь столь необузданный и бешеный страх перед совершенно спокойным и невозмутимым человеком — не есть естественное положение дел. Именно это должно было смутить Сакуру, если бы та не любила жить во лжи.
— Учихи… — доносился до них редкий шепот, с предельным почтением повторяя имена братьев раз за разом.
Сакура не думала, что ей придется увидеть такое огромное скопление людей. Её предупреждали, что это есть некое «празднество особого назначения», где народу будет хоть отбавляй. Но такого поворота событий девушка явно не ожидала. Она вообще не любила большие праздники из-за вышесказанного. А тут на неё еще и смотрят… Мало сказать, что молодая официантка чувствовала себя не в своей тарелке. Здесь необходимо было найти фразеологизм помощнее.
Харуно кусала губы и мельтешила, опуская глаза вниз и впиваясь взглядом в свои неустойчивые каблуки. Будь это обычный день или, по крайней мере, местечко потише, то братья Учиха, заметив опустившееся ниже плинтуса настроение, непременно бы спросили у дурнушки, в чем, собственно, дело. Однако сейчас на их поддержку надеяться глупо. В отрезок времени, посвященный официальной вступительной части, и Саске, и Итачи обязаны были держать себя в руках. Впрочем, Сакуре это тоже не помешало бы сделать…
Для молодой официантки все эти демонстрации были в новинку. Ей была непонятна эта официальность и обязательность, но старинные порядки и законы говорили красноречивее любого из Учих. Этот строй, в котором находилась Харуно, напоминал ей самый настоящий отряд солдат, который вернулся с важного задания целым и невредимым, а все эти люди в живом коридоре — гражданские, которые обязаны прибывшим своей жизнью.
(Отчасти так оно и было, и эта колонна была не более чем показательная демонстрация силы, власти и железного контроля.)