Танец отражений
Шрифт:
— Я тебе дам, — пообещал он. Его каюта была прямо по коридору, если идти назад; он повел ее туда.
По прикосновению его ладони к пластине дверь с шипением открылась. — Входи. У меня никогда не было возможности с вами поговорить. Может, если бы было… эта девчонка никогда бы тебя не одурачила. — Он провел ее внутрь и усадил на свою кровать. Она слегка дрожала. Как и он сам.
— Она тебя одурачила?
— Я… не знаю, адмирал.
Он горько фыркнул. — Я не адмирал. Я клон, как и ты. Я вырос у Бхарапутры, этажом выше, чем ты живешь. Жила. — Он пошел в ванную, налил чашку воды и принес ей. И подавил порыв предложить ей эту чашку,
Она проглотила воду. — Не хочу в школу, — пробормотала она в чашку.
— Неужели бхарапутряне никогда не пускали тебя в виртуальные обучающие программы? Когда я там был, это было самое лучшее. Даже лучше, чем игры. Хотя игры я, конечно, любил. Ты играла в «Зайлек»?
Она кивнула.
— Это забавно. Но шоу по истории, по астрографии — самой забавной програмой был виртуальный учитель. Седой старикан в одежде двадцатого века, и этот его пиджак с заплатками на локтях — мне всегда было интересно, основан он на реальной личности или собран из кусочков.
— Никогда их не видела.
— Что же вы делали целыми днями?
— Болтали друг с другом. Делали прически. Плавали. Наставники заставляли нас каждый день заниматься аэробикой…
— Нас тоже.
— … пока мне не сделали вот это. — Она коснулась груди. — Тогда меня заставляли только плавать.
Это было логично. — Последний раз твое тело меняли довольно недавно, вижу.
— Где-то месяц назад. — Она помолчала. — А ты правда… не думаешь, что меня ждала мама?
— Мне жаль. У тебя нет мамы. И у меня нет. Что тебя ждало… это был ужас. Почти непредставимый. — Хотя он все представить мог, и даже слишком наглядно.
Она сердито на него посмотрела, явно отказываясь расстаться со своей мечтой о волшебном будущем. — Мы все красивые. Если ты правда клон, почему ты некрасивый?
— Рад видеть, что ты начинаешь думать, — осторожно сказал он. — Мое тело было создано так, чтобы соответствовать моему прародителю. А он калека.
— Но если это правда — про пересадку мозга — то как ты не…?
— Я был… частью другого плана. Мои заказчики забрали меня целиком. Только это было после того, как я достоверно узнал всю правду про Бхарапутру. — Он присел рядом с ней на кровать. Ее запах… неужели к ее коже был генетически добавлен этот тонкий аромат? Он пьянил. Воспоминание о ее мягком теле, извивающемся под ним на палубе шлюзового коридора, будоражило Марка. Он мог бы раствориться в нем… — У меня были друзья — а у тебя?
Она молча кивнула.
— Когда я смог что-то для них сделать — нет, намного раньше, чем я смог бы что-то сделать, — их уже не стало. Их всех убили. Вместо этого я спас вас.
Она недоверчиво на него уставилась. Он не мог угадать, что она сейчас думает.
Каюта поплыла, и приступ тошноты, не имеющий ничего общего с подавленным эротическим влечением, скрутил его желудок.
— Что это было? — задыхаясь, проговорила Мари, широко распахнув глаза. Она бессознательно стиснула его руку. От ее прикосновения рука Марка горела.
— Все в порядке. Даже больше. Это был твой первый П-В переход. — Имея преимущество в, э-э, несколько скачков, он говорил доброжелательным и успокаивающим тоном. — Мы ушли. Джексонианцы не могут нас достать. — Куда лучше, чем двойной обман, все время наполовину ожидаемый какой-то частью его сознания, пока Васа Луиджи оставался заложником в его жирных руках. Никакого рева и сотрясений от вражеского огня. Просто милый маленький неопасный скачок. — Мы в безопасности. Теперь мы все в безопасности. — Он подумал о сумасшедшей девочке-евразийке. Почти все.
Он так хотел, чтобы Мари поверила. Дендарийцы, барраярцы — от них он не ждал особого понимания. Но эта девочка — если бы он только мог блистать в ее глазах! Он не хотел никакой награды, кроме поцелуя. Он сглотнул. «Ты уверен, что хочешь всего лишь поцелуй?» В животе, под этим жутко затянутым поясом, рос неудобный, горячий ком. Чресла смущающим образом отвердели. Может, она не заметит. Не поймет. Не осудит.
— Ты… не поцелуешь меня? — робко спросил он совершенно пересохшим ртом. Он взял у нее чашку и выпил последний оставшийся глоток воды. Его не хватило, чтобы снять напряжение в горле.
— Зачем? — спросила она, наморщив бровь.
— По… понарошку.
Такая просьба была ей понятна. Она моргнула, но довольно охотно подалась вперед и прикоснулась губами к его губам. Ее курточка приоткрыла тело…
— Ох, — выдохнул Марк. Он обхватил руками ее шею и не дал ей отодвинуться. — Пожалуйста, еще… — Он прижался к ее лицу. Она не сопротивлялась и не отвечала, но ее рот все равно был изумителен. Хочу, хочу… Не будет никакого вреда, если ее потрогать, просто потрогать… Ее руки машинально обвились вокруг его шеи. Он ощущал каждый прохладный пальчик, заканчивающийся остреньким ноготком. Ее губы раскрылись. Он растаял. В голове гулко стучала кровь. Разгорячившись, он скинул китель.
Прекрати. Прекрати прямо сейчас, черт тебя подери. Но она могла быть героиней его романа. У Майлза их целый чертов гарем, сомнений нет. Может ли она позволить ему… больше, чем поцелуй? Не проникнуть в нее, конечно же, нет. Ничего, чтобы могло бы повредить ей. Но если потереться между ее больших грудей, это ей не повредит, хотя, безусловно, смутит. Он может погрузиться в эту пышную плоть и достичь удовлетворения столь же полно — еще полнее — чем меж ее бедер. Может, она посчитает его психом, но вреда ей не будет. Его рот снова жадно накрыл ее губы. Он коснулся ее кожи. Еще. Он стянул с ее плеч курточку, высвободив тело для своих изголодавшихся рук. Ее кожа была мягкой и бархатной. Другой, дрожащей, рукой, он расстегнул удушающе-тесный пояс брюк. Что за облегчение. Он был чудовищно, мучительно возбужден. Но он не прикоснется к ней ниже талии, нет…
Он повалил ее на спину, прижав к кровати, покрывая яростными поцелуями все тело. Она онемела от испуга. Его дыхание сделалось тяжелее, и вдруг внезапно остановилось. Глубокий спазм охватил его легкие, словно все бронхи сжались одновременно со щелчком захлопнувшегося капкана.
«Нет! Только не снова!!» Опять, точно так же, как в прошлый раз год назад, когда он попытался…
Он скатился с нее; ледяной пот выступил у него по всему телу. Он боролся с перехваченным удушьем горлом. Выдавил один астматический, дрожащий всхлип. Вспышка памяти была почти галюцинаторно ясной.