Танец отражений
Шрифт:
— Его зовут, э-э… Дурачок. — В ответ на взгляд Марка он добавил: — Прозвище для любимца или конюшенная кличка.
«Его зовут Толстый Дурачок. Ты это подправил. Ха.» — Итак, что мне делать? Стоять тут и выкрикивать: «Дурачок, Дурачок, сюда!»? — Он уже чувствовал себя идиотом.
— Трижды.
— Что?
— Майлз всегда повторял его имя трижды.
Конь стоял на противоположном краю пастбища, подняв уши и глядя на них. Марк набрал воздуху и с самым своим лучшим барраярским выговором позвал: «Дурачок, Дурачок, Дурачок, сюда! Дурачок, Дурачок, Дурачок, сюда!»
Конь фыркнул и порысил к изгороди. Он не совсем бежал, хотя по дороге разочек оживленно
— Привет, старина. — Граф потрепал животное по шее. — Майлз всегда давал ему сахар, — посоветовал он Марку, обернувшись через плечо.
— Тогда неудивительно, что он прибегает! — возмущенно отозвался Марк. А он-то думал, что это все тот же эффект «любви к Нейсмиту».
— Да, но мы с Корделией тоже даем ему сахар, а к нам он не бежит. Подходит эдаким шагом, когда он в духе.
Конь уставится на него — Марк был готов поклясться — в полном недоумении. Вот еще одна живая душа, которую он предал тем, что он — не Майлз. Две прочие лошади теперь тоже подошли, словно испытывая нечто вроде ревнивого соперничества, образовав пихающую друг друга массивную кучу, решительно не желающую расходиться. Устрашенный, Марк жалобно вопросил: — А вы принесли сахару?
— Ну, да, — отозвался граф. Он вытащил из кармана полдюжины белых кубиков и протянул Марку. Марк осторожно положил парочку на ладонь и протянул руку так далеко, как только мог. Визгливо заржав, Дурачок прижал уши к голове и лязгнул зубами в обе стороны, отгоняя своих четвероногих соперников, затем притворно застенчиво прянул ушами, снова их подняв, и подобрал сахар большими, словно резиновыми, губами, оставив на ладони Марка слизистый, травянистый след. Часть слюны Марк стер об изгородь, подумал было о том, чтобы вытереть руку о брюки, и стер оставшееся о глянцевитую лошадиную шею. Шкуру портил старый неровный шрам, выпуклый на ощупь. Дурачок снова боднул Марка головой, и он отступил за пределы досягаемости. Парой окриков и шлепков граф восстановил порядок — «Ага, в точности барраярская политика», безо всякого почтения подумал Марк, — и убедился, что двое опоздавших получили свою долю сахара. После этого граф вытер ладонь о штанину, почти машинально.
— Хочешь попробовать на нем прокатиться? — предложил граф. — Хотя в последнее время на нем не ездили, и он может быть слегка непослушен.
— Нет, спасибо, — выдавил Марк. — Может, в другой раз.
— А-а.
Они пошли вдоль изгороди; Дурачок тащился за ними по другую сторону, пока они не дошли до угла и не лишили его последней надежды. Когда они уходили, конь проскулил, неожиданно горестно. Марк сгорбился, как от удара. Граф улыбнулся, но, должно быть, попытка эта показалась ему самому столь же грустной, как выглядела со стороны, и улыбка исчезла почти сразу. Граф оглянулся через плечо. — Старичку сейчас уже за двадцать. Для лошади это не немало. Я начинаю разделять его взгляды.
Они направились к лесу. — Здесь тропа для верховой езды… она описывает круг и выводит к месту с видом на дом. Мы обычно устраиваем там пикники. Хочешь посмотреть?
Пеший переход. К нему у Марка сердце не лежало, но он уже отверг явное и настойчивое предложение графа прокатиться верхом. Второй раз отказаться он не смел, граф посчитает его… невежей. — Отлично. — В пределах видимости не было ни оруженосцев, ни телохранителей из СБ. Граф нарушил свой обычный распорядок, чтобы получить это время наедине. Марк съежился в ожидании. Грядет доверительная беседа.
Когда они достигли опушки леса, под ногами зашуршали и захрустели первые опавшие листья, издающие запах гниения — неожиданно приятный. Но шума шагов не хватало, чтобы заполнить молчание. Граф, при всей своей притворной непринужденности человека на загородном отдыхе, был напряжен и натянут. Выведенный из состояния равновесия, Марк выпалил: — Это графиня заставляет вас так поступить. Она?
— Не совсем, — ответил граф. — Да.
Совершенно противоречивый ответ и, скорее всего, правдивый.
— Вы когда-нибудь простите бхарапутрянам, что они застрелили не того адмирала Нейсмита?
— Наверное, нет. — Голос графа был ровным, без раздражения.
— Если бы все произошло наоборот — прицелься бхарапутрянин в того коротышку, что левее, — разыскивала бы теперь СБ мою криокамеру? — И вообще, выбросил бы Майлз из нее десантницу Филиппи, чтобы положить на ее место Марка?
— Поскольку в этом случае СБ там представлял бы Майлз, то полагаю, ответ будет «да», — тихо проговорил граф. — Я, если бы так и не познакомился с тобой, испытывал бы слегка… абстрактный интерес. А твоя мать прилагала бы все силы точно так же, — добавил он задумчиво.
— Давайте будем, как бы то ни было, честны друг с другом, — горько попросил Марк.
— Ни на какой другой основе что-либо построить не удастся, — сухо ответил граф. Марк покраснел и пробормотал «да».
Тропа сперва шла вдоль ручья, затем врезалась в холм, сквозь который проходила почти овражком, промоиной, выстланной неустойчивыми и скользкими камнями. К счастью, потом она какое-то время шла ровно, петляя и возвращаясь на прежний курс среди деревьев. Тут и там были специально устроены для лошади небольшие препятствия из срубленных бревен; всадник мог по своему выбору обогнуть их или перепрыгнуть. И почему он был уверен, что Майлз предпочитал прыжок? Марк должен был признаться себе: что-то в этом лесу было первозданно успокаивающее — этот узор света и тени, высокие земные деревья, местные и земные кустарники создавали иллюзию бесконечной уединенности. Тот, кто понятия не имел о терраформировании, мог бы вообразить, что вся планета представляет собой такой девственный лес. Они свернули на колею пошире, где могли идти бок о бок.
Граф облизнул губы. — Насчет криокамеры…
Марк вскинул голову точно так же, как тот конь, когда он почуял сахар. СБ ему ничего не рассказывала, граф тоже; чуть не доведенный до безумия этим информационным вакуумом, он наконец сдался и принялся клянчить сведения у графини, хотя его самого от этого тошнило. Но даже она сообщала ему лишь об отрицательных результатах. СБ сейчас выявила больше четырехсот мест, где криокамеры не было. Для начала. Четыре сотни минус, и вся вселенная в уме… невозможно, бесполезно, тщетно.
— СБ ее нашла. — Граф потер ладонями лицо.
— Что?! — Марк резко затормозил. — Они ее вернули? Черт побери! Дело сделано! Где они… и почему вы… — Он прикусил язык, когда до него дошло, что за вероятная причина могла заставить графа не сказать ему об этом немедля. И он был не уверен, что хочет это услышать. Лицо графа было безрадостным.
— Она пуста.
— Ой. — Что за идиотский ответ — «ой». Марк сейчас себя чувствовал невообразимым идиотом. — Как… не понимаю. — Марк воображал себе множество сценариев, но этот — никогда. Пуста? — Где?