Танки решают все!
Шрифт:
— Главное свой борт не подставлять, — Леха засмеялся. — В обороне засада — лучшая тактика.
— Еще чему надо поучиться у врага — это быстрое создание противотанковой обороны, — Манаев щелкнул пальцами. — Нарвавшись на сильного противника, моментально оттягивают танки, выводят вперед пехоту. Расставляют пушки на прямую наводку. После этого атаковать их танками без подготовки — чистое самоубийство.
— Кажется, мы друг друга понимаем.
Они выпили за победу. Манаев немного завистливо заметил, что тяжелым KB чуть легче драться против «тигров» и «пантер».
— Ваша
— Забудь про KB, — Алексей лихо подмигнул. — Мне в Челябинске новые машины дали.
— Неужели ИС? — У комбрига засверкали глаза. — Ходят разные слухи, но никто не знает толком.
Трудно было не похвастаться, и Часов принялся восторженно описывать последнее слово родного танкопрома. Названная в честь Верховного машина получилась даже чуть легче КВ-3, однако новая башня в форме граненого кристалла была просторнее, да и лобовая броня стала толще на целый дециметр за счет умно подобранной формы. Усиленный двигатель и новая коробка передач улучшили ходовые качества. На полигоне Часов присутствовал при обстреле корпуса ИС немецкими пушками, и страшные снаряды калибра 88 мм скользили по уральской броне даже с 900 метров. И еще Леха услыхал на заводе разговоры, что скоро пойдут в серийное производство ИС-2, в башнях которых будет стоять корпусная 122-мм пушка А-19.
— Страшная штука, — сказал Алексей. — Видел у Бахмача, как они с «тигров» башни срывают. На любой дистанции броню проламывают, даже с двух километров.
Оба командира были опытными танкистами, поэтому понимали, что с двух километров еще попасть в цель надо, но предвкушали, как новая машина потреплет вражеских «кошек».
— Ну, за Верховного, — Манаев разлил в кружки последние капли водки. — Не зря он 7 ноября сказал, что скоро на нашей улице праздник будет.
— За Сталина, — рявкнул в ответ майор.
Выпив, он закусил остатками свинины и остывшим, но по-прежнему вкусным хлебом. Плотный завтрак, добрый разговор — что еще нужно солдату в короткие перерывы между встречами со смертью… Неожиданно рядом раздался возмущенный голос часовского замполита. Гаврилей строго отчитал их за пьянство в ходе выполнения особо важного задания командования, за подозрительное перешептывание и пригрозил разобраться с возмутительным тостом.
— Верховного надо называть «товарищ Сталин», а не просто по фамилии, — бушевал замполит. — Не за соседа пьете.
— Между прочим, я, когда солдат в атаку поднимал, так и кричал: «За Сталина», — сообщил Алексей, тоже повысив голос. — А вы, капитан, кажется, забыли, как надо разговаривать со старшими по званию и по должности.
Манаев поддержал его:
— Если вы забыли, то приказом Верховного Главнокомандующего комиссаров уже два месяца, как отменили. Как стоишь перед старшими? Застегнись и ремень подтяни!
Проигнорировав замечания и не попросив разрешения идти, Гаврилей спрыгнул на перрон и направился к теплушкам. Ветер принес его бормотание с угрозой «разобраться».
— Испортил настроение, крыса тыловая, — пожаловался Часов.
— Политработники разные бывают. Тебе,
— А что с братом случилось? — встревожился Часов. — Что-то вы там на приемном пункте говорили, но я не понял.
— Плохая история, я очень беспокоюсь…
Печально покачивая головой, подполковник выложил историю, которая действительно могла плохо кончиться. Его старший брат, призванный из запаса инженер-дорожник, был направлен в Иран еще в прошлом году и служил в Тавризе. Иосиф Манаев надеялся встретить брата, но сотрудники СТУ шепотом рассказали, что Казбек Ираклиевич попал в беду.
Грунтовые дороги Ирана не обеспечивали пропуск тысяч машин, ежемесячно месивших грязь и пыль от портов Персидского залива к советской границе. Прежнее руководство дорожного управления СТУ не справлялось с ремонтом, планы срывались, машины гробились в колдобинах. Приехавший в августе начальник инженерных войск округа снял с должности и отправил на фронт два десятка тыловых героев в звании от капитана до полковника. Исполняющим обязанности начальника управления был назначен лейтенант Манаев предложивший простой и толковый план непрерывного ремонта дорог.
Всю осень окрестные крестьяне на ослиных упряжках возили к дороге гравий с ближайших каменоломен, а саперы сыпали эти камушки на дорожное полотно, подравнивали и трамбовали, поддерживая трассу в рабочем состоянии. Грузопоток немедленно вырос почти вдвое, командование повысило Манаева в звании, но в последние дни ноября неожиданно нагрянула московская комиссия во главе с бывшим начальником ГлавПУРа Мехлисом.
— Слышали про такого, — сочувственно заметил Алексей. — Недаром его называют главным инквизитором Красной Армии.
— Приходилось сталкиваться? — насторожился Манаев.
— Было дело… На финской войне пачками посылал хороших людей в трибунал. Вот была такая история — прислали дивизию из Среднеазиатского округа — естественно, без зимнего обмундирования. Мехлис обвинил комдива и начштаба во вредительстве, обоих расстреляли. Хотя виноваты, согласись, были окружные снабженцы.
Вздохнув, Манаев заговорил негромко:
— Вот и с моим братишкой примерно так же получилось. Мехлис начал кричать: почему, мол, дорожное управление завалило работу, и спросил: кто начальник управления? Отвечают: Манаев. Мехлис, не слушая объяснений, приказывает: Манаева — под трибунал, потому; что вредитель. Хорошо, начальник СТУ — порядочный человек. Брата вытащили из казармы и посадили в поезд до Тбилиси, а Мехлису доложили, что майор Манаев разжалован в старшего лейтенанта и послан на фронт. Так и замяли дело.
На платформе возле Краснодара их встретил заместитель командующего 47-й армии. Выслушав рапорт двух танкистов, полковник Стебельцов словно вытянулся лицом — он не ждал, что две команды способны вырвать и доставить в часть столько добра. Рассказ о грозном письме из штаба ЗакВО лишь развеселил бывалого служаку.
— Все штабы фронтов пишут бумаги, требуют, чтоб им побольше выделили, — объяснял полковник. — А получают — чего достанется. Повезло вам, хлопцы, слов нет.