Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
— Давай теперь позавтракаем — дорога тебе предстоит длинная.
Стол был уже накрыт. Капитан налил себе полстакана водки, я отказался. Выпив, он разоткровенничался:
— Скажу тебе, что принимать твоих солдат мне вообще-то было не с руки. Как только я укомплектую роту, так тут же меня отправят на передовую воевать.
Я не стал развивать эту тему, лишь спросил, как служится в штрафной.
— Командиры все кадровые. Штабная категория всех офицеров на одну ступень выше, чем в обычных войсках. Тройной оклад, год службы идет за три, а не за два. У офицеров летная норма. Самое же главное, офицеры не обязаны в тяжелой ситуации личным примером вести солдат в бой.
Закончив завтрак, я попросил капитана разрешения попрощаться со «своими» штрафниками. Он их вызвал, и я пожелал им выжить и поблагодарил за помощь в пути.
В прокуратуру фронта я добрался за два дня, получил благодарность за выполнение задания и вернулся в свою часть.
Только к концу октября прибыл 202-й батальон бригады. Совершив 80-километровый марш, бригада 15 ноября 1943 года сосредоточилась
В роте был командир танка Нейман, шустрый еврейчик. Помню, что по дороге в Калинин он очень красиво пел, а как на формировке встали — замолк и ушел в себя. Может быть, предчувствовал что-то или просто испугался. Во время совершения марша он приказал механику:
— Стой! Что-то мотор работает неравномерно.
— Как неравномерно? Я все отрегулировал! — возмутился механик.
— Я приказываю! У меня слух хороший, что-то не работает. Остановимся, подождем зампотеха.
Механик не стал спорить, съехал на обочину. Идет танк, Нейман его останавливает:
— Зампотеха нет?
— Нет. А чего стоишь?
— Да что-то двигатель плохо работает.
— Да? А стартер исправен? А то у меня барахлит.
— Исправен.
— Ну, дай мне его, а себе мой поставь. — Обмениваются стартерами.
Едет следующий танк:
— Что у тебя?
— Стартер не работает.
— А аккумуляторы хорошие?
— Хорошие, недавно получили.
— Ну, давай махнемся.
Вот так он за ночь свой танк на запчасти и раздал. Экипаж промолчал. Когда зампотех приехал, то, конечно, танк был неисправен, и его пришлось отправить в ремонт. Однако кто-то доложил об этом эпизоде в особый отдел. Хотели его судить, но пожалели — пересадили на другой танк.
На следующий день мы пошли в наступление с задачей овладеть деревней Лакуши. Надо сказать, что в районе Невеля — Пустошки была лесисто-болотистая местность. Воевать там — это сущий ад. Я за три месяца боев ни разу не видел, чтобы хотя бы батальон танковый развернулся, не говоря уже о бригаде! Танки двигаются по дорогам, чуть в сторону свернул — застрял, да так, что вытащить невозможно. Сплошного фронта не было. Немцы строили оборону опорными пунктами, понимая, что обойти их практически невозможно.
Наступали вдоль большака, но, поскольку местность была болотистая, батальон развернуться не смог и наступал в колонне, поддерживаемый пехотой 51-го гв. стрелкового полка 18-й гсд. Подойдя к деревне, были встречены артиллерийским огнем, но с ходу ворвались в деревню, потеряв один танк, и, продолжая наступление, овладели деревней Васютино. 18 ноября батальон получил задачу наступать на Васьково. В бою принимало участие всего шесть танков и три САУ СУ-122. Взять деревню этими силами мы не смогли, но продвинулись метров на пятьсот, уничтожив опорный пункт немцев, потеряв при этом один танк. Закрепившись на этом рубеже, батальон до 20 ноября активных боевых действий не вел, а 21 ноября последовал приказ о передаче танков 78-й Невельской и 92-й бригадам. Батальон отошел с занимаемых позиций в район Тимонино. Однако 22 ноября противник предпринял контрудар из района Сергейцево. Одновременно по перешейку между озерами Жадро и Островито просочилась его пехота, которая захватила Наумово. Одновременно противник захватил Лакуши. На следующий день наступавшие от Сергейцево и из Наумово группировки противника соединились, окружив часть наших войск. В связи со сложившейся обстановкой передача танков была приостановлена. Вечером 23 ноября батальон, в котором имелось 11 танков, выступил в район деревни Луга с задачей совместно с 53-м и 51-м ГСП атаковать в направлении Наумово, уничтожить противника и развивать наступление в направлении Лакуши. Однако мы были встречены плотным артиллерийским огнем. Потеряв подбитыми четыре танка, откатились в овраг северо-восточнее д. Луга. 24 ноября немецкая пехота, при поддержке танков, продолжила атаку. В середине дня бригада получила приказ совместно с 51-м ГСП отразить немецкую атаку и овладеть Хишнево. Мы начали наступление вдоль большака в направлении Хишнево, но вскоре были встречены сильным огнем и отошли по приказу командира 18-й ГСД, потеряв сожженными пять танков и подбитым один. Оставшиеся танки заняли оборону по северной окраине д. Луга. Огнем с места попытки противника прорваться и захватить деревню были отбиты. На следующий день противник силами до батальона пехоты, при поддержке 15 танков Т-4 и двух самоходок, неоднократно атаковал наши позиции, но был отброшен. К концу дня его пехоте удалось просочиться в стыке 51-го и 53-го ГСП и захватить северную окраину деревни и подтянуть артиллерию. В результате контратаки оставшихся семи танков бригады четыре были подбиты, а оставшиеся три отошли в направлении Торчилово. Всего за день бригада потеряла четыре танка подбитыми и один сгоревшим, при этом уничтожив самоходное орудие, один танк и 75-мм пушку противника.
26 ноября вечером экипаж сходил на кухню, ребята получили кашу в котелках за завтрак и обед, принесли поллитровку водки на четверых и уснули. Утром просыпаемся: бригады нет. Приходит офицер из штаба 92-й бригады: «Вы переданы в нашу бригаду». — «А наша где?» — «Ваша пошла на пополнение, а вы еще с нами повоюете». Вот так я стал командиром взвода в 299-м танковом батальоне, а Коля Максимов — командиром танка. Несколько дней стояли в обороне. Наступление немцев на этом направлении было остановлено, но они нанесли удар в районе деревень Торжок и Турки-Перевоз. 2 декабря 299-й батальон, в который были сведены все танки, с приданным ему 1453-м САП был переброшен в район деревни Лешни. На следующий день, совершив марш вдоль
Утром 18 декабря проскочили километра четыре, и надо же так получиться, что мы наскочили на командный пункт командира 370-й стрелковой дивизии, с которой к этому времени взаимодействовала наша бригада. Полки дивизии безуспешно штурмовали населенный пункт Демешкино. Командир дивизии нас задержал и приказал поддержать его пехоту. Комбат сказал: «У меня танк неисправный. Ты бери три танка — и вперед». Вышли вперед на рекогносцировку. Я сразу сказал: «Товарищ полковник, у вас танки горят». Видно было: на снегу перед деревней чадящие черным дымом костры. «У вас танки горят. Что мы сделаем тремя танками? Ведь погибнем ни за что!» — «Молчать, расстреляю! Выполнять приказ!» Повел я взвод в атаку. Пехоту, лежавшую внизу в лощине перед деревней под шквальным огнем, мы прошли, ворвались на окраину деревни, и здесь нас один за другим сожгли. Мне сперва в борт попали, потом в ходовую часть. Танк загорелся, я выскочил, а остальные, видимо, не успели. Вот и все. Весь экипаж погиб. Меня пехота огнем прикрыла, и я отполз к своим. В живых остались я, Коля Максимов и механик-водитель с другой машины. Вернулись на исходную позицию, подошли танки 29-й гвардейской бригады. Я вызвался их повести десантником на танке. Это был первый и последний раз, когда я воевал как десантник. Когда вырвались на передний край, всех, кто был на танке, как ветром сдуло. Оставшись один, я, как уж, вертелся за башней. Казалось, что все пули летят в меня. Свист пуль, скрежет рикошетирующих о броню осколков вдавливали в броню. Это ужас! Как я уцелел — не знаю… Тем не менее в этой атаке мы взяли деревню. Помню, набрали трофейных галет, консервов — питание у нас было неважным.
На следующий день мы сдали танки 29-й гвардейской танковой бригаде и вышли из боев.
1944
Расположились в землянках недалеко от деревни Долгое, что под Великими Луками. Вокруг только глухой лес, в километре виднелась приземистая избушка. В ней жили старуха с молодушкой. Был у нас командир взвода, подольский парень Иван Баркалов — единственный, фамилию которого я и по сей день помню. Ему уже было за тридцать, женат, имел двоих детей. Он договорился с этой молодухой, что придет к ней ночью. Мы получали офицерский паек, в который входила 800-граммовая банка американской колбасы, — ее делили на двоих. Вот приходит ко мне этот Баркалов и говорит: «Я тебя прошу, дай мне эту банку. Я в гости пойду, они там голодают». — «Бери, пусть поедят». Утром он возвращается, возвращает банку, хохочет. Я ему: «Что ты ржешь, как конь? Что же ты не отдал?» — «Она тощенькая. Быстро уснула. Я утром проснулся, банку забрал и ушел». — «Какой же ты негодяй! Иди, отдай!» — «Не отдам. Хочешь, сам иди».
Новый, 1944 год мы встречали без каких-либо торжеств. Снег повалил, холодина. Мерзли в холодных землянках. В январе нам объявили, что бригада направляется под Нарофоминск на переформировку. В середине января личный состав бригады прибыл в лагерь под Нарофоминск. Разместились в небольших землянках: 18 офицеров в одной, солдаты в другой и штаб бригады в третьей. Это было все, что осталось от бригады. Тут опять мне пришлось схлестнуться с Баркаловым. Кухня находилась в отдельной землянке, куда мы ходили с котелками. После еды мы их рядком ставили на полку, прибитую к стене. Как-то Баркалов, развалившись на топчане, говорит одному из офицеров:
— Слушай, принеси мне еду. Неохота идти.
— Что я тебе, денщик, что ли?! — возмутился тот. — Ничего я тебе носить не буду.
— Тогда я сейчас все котелки перестреляю.
— Хватить дурить!
— Что, слабо, думаешь?
— Может, и слабо.
Баркалов выхватывает пистолет и сколько было патронов всаживает в эти котелки. Благо стрелял с трех шагов — промахнуться невозможно. Я вскипел, бросился на него… Подрались мы капитально: у меня до сих пор шрам на верхней губе от удара головой. Конечно, нас растащили. Никто докладывать об инциденте не стал. Придумали версию о том, куда делись котелки, и нам их заменили.