Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
— Ну вот что, капитан. Я сейчас еду в войска с инспекторской проверкой. Адъютанта у меня нет, поэтому поедешь со мной. Посмотришь войска — пригодится. Захочешь — останешься на должности адъютанта, ты мне подходишь, а нет — пойдешь в академию.
Надо сказать, что Пухов, потомственный дворянин, единственный из командующих армиями в войну не бывший членом партии, производил очень хорошее впечатление. Служить с ним было приятно.
Во время этой инспекторской поездки я демонстративно, как это свойственно молодости, подчеркивал,
— Ну как, Брюхов, мнение свое изменил или нет?
— Товарищ командующий, нет. Я решил твердо, что пойду учиться и буду расти дальше как командир.
— Это, конечно, разумно. Единственное, о чем я тебя прошу: напиши приказ по армии о результатах инспекторской проверки. Ты все видел, кое в чем уже разбираешься, вот и составь такой приказ.
— Есть, — ответил я. А что мне оставалось? Но вышел я от командующего в полном недоумении. Как это написать?! Я за полк не могу написать, у меня опыта нет, а как за армию? Мои размышления прервал начальник штаба армии Стогнеев:
— Чего ты загрустил?
— Командующий приказал написать приказ по результатам инспекторской проверки.
— Ну и ничего, напишешь.
— Я никогда ничего подобного не писал!
— Пойдем со мной.
Он отвел меня в секретную часть.
— Вот тебе два последних приказа по проверке дивизий. Внимательно прочти и запомни. В таком же ключе напиши свой приказ. Ясно?
— Ясно!
Я повеселел. День у меня ушел на изучение приказов, а на следующий к обеду я уже написал свой. Пришел к командующему, доложил:
— Товарищ командующий, ваше приказание выполнено! — и подаю ему текст приказа.
Он берет мой приказ, внимательно читает и начинает хохотать. Потом снимает телефонную трубку:
— Стогнеев, ну-ка зайди!
Стогнеев появился буквально через пару минут.
— Ты послушай, что наш полководец написал! — и читает ему резолютивную часть, а там написано, что такого-то командира дивизии снять с должности и вывести в резерв, другого предупредить о неполном служебном соответствии, одного командира полка уволить, другому объявить выговор.
— Вот как надо с командирами расправляться! А мы тут сидим, думаем, жалеем. Вот как молодежь делает!
Они посмеялись, а потом генерал серьезно спросил:
— Ну, хорошо, не передумал?
— Нет, не передумал.
— Спасибо тебе за приказ. Иди в отдел кадров, там получишь новое назначение.
Назначили меня командиром тяжелого танкового батальона в Бердичев. Я приехал к командиру дивизии, и он принял меня в штыки:
— У нас батальонами подполковники командуют, а вы капитан.
— Товарищ командир, это не мое решение. Звоните в штаб армии.
Звонить он, конечно, не стал, и я приехал в батальон. Встретили меня,
— Братцы, я вас прошу, не возникайте. Я командир, власти у меня больше, чем у вас, и вам будет хуже. Я долго у вас не пробуду, скоро уйду в академию.
Они к моему заявлению отнеслись скептически: мол, и не такие от нас ездили и возвращались несолоно хлебавши, но согласились меня терпеть.
Академия
Время расставило все по своим местам. В июле я ушел в отпуск и, кроме того, воспользовался полагавшимся мне для подготовки к сдаче экзаменов отпуском и поехал домой в Осу. К этому времени большинство солдат и офицеров демобилизовались, приехали домой и запили. Считалось, что им полагается погулять, вдоволь отдохнуть, скинуть груз войны. Все прогуляли, есть и пить нечего. Куда идти? От работы отвыкли. Значит, грабить. Раньше в Осе воровства не было, оно после войны началось…
Месяц занятий пролетел незаметно. В то время обучение в академии длилось пять лет. Для того чтобы в нее поступить, требовалось сдать алгебру, геометрию письменно и устно, сочинение, химию, физику и немецкий язык. И если математика и сочинение для меня трудности не представляли, то язык и химия давались с трудом. В дальнейшем академия перешла на трехгодичное обучение, и все эти общеобразовательные дисциплины были отменены. Но тогда сдача экзаменов далась мне большой кровью. Конкурс в академию был около семи человек на место. По результатам экзаменов зачислены были только две трети абитуриентов, а еще треть была зачислена условно, и им приходилось заниматься дополнительно, чтобы стать слушателями.
Первый курс был очень сложный. Занятия шли с 9 и до 16 часов, а потом еще самоподготовка до 20.00 под контролем начальника курса. Беспрерывные зачеты на знание техники: авиационной, бронетанковой, морской. Выходные дни были редкостью. Как-то в субботу я пришел к своей сестре, которая служила в НКВД. Она меня попросила пойти с ней в магазин, к которому была прикреплена, отоварить карточки:
— Ты займи очередь, а я выбью чек.
Я встал в очередь, и вдруг из подсобки выходит в белом халате мой бывший зампохоз Селифанов. Смотрит на меня:
— Комбат! Здорово! Как ты сюда попал?
— В академии учусь.
— Чего же ты не сообщил?
— Не знал ни твоего адреса, ни телефона.
После короткого разговора он обратился к продавщице:
— Слушай, это мой командир. Его сестра придет, ты ее отоварь. А мы сейчас подойдем.
Мы зашли в его кабинет.
— Давай так договоримся. Я работаю до 23.00, а после этого мы пойдем в ресторан. Но чтобы тебе не скучать, здесь не сидеть, рядом на Крутицком мосту есть винный подвальчик. Тамошний директор мой друг. — И тут же набирает его номер: